Мокрая вода

Подземка в подземке! Более качественная, с ВИП-сервисом. Метро – НКВД – «Новое-Коммерческое-Высоко-Доходное»! Само название – «цепляет» слух, заранее – «пиарит» идею! Ты – не думай, не испугаем: ещё достаточно народу помнят те – времена. И дисциплинку. В каждом – Сталин, как в мавзолее: вынести вынесли, да закопали-то – рядом! Вот он где – фундамент новой организации!

Почему бы не «спрятать» под землю казино, варьете, игротеки, спортзалы? Театр – так и назвать: – «Метро»! Или лучше – «Театрометр»!

– «Почему я не ухожу, а слушаю этот бред?»

– Город задыхается. Надо уходить под землю! Создавать инфраструктуру. Есть несколько проектов. НачнЁм с малого: вот на «Охотном ряду» плитку поменяли на мрамор. Так? А она – тридцать пятого года «выпуска»! Расфасуй по пакетикам, сертификатик приложи для убедительности – и торгуй! Готовый сувенир! Плафон сняли – на распродажу! Аукционы! Проекты! Набирать бабки под новые идеи. Птичка по зёрнышку клюёт! Магазины, рестораны. Или – специальные экскурсии. Обращал внимание – на красном мраморе станции «Площадь Ильича» – звёздочки, спирали, круги, изломанные линии. Это же останки обитателей первобытных морей. Их там полным-полно на каждой колонне! Или – вот – огромная раковина улитки на переходе со станции «Библиотека имени Ленина» на «Боровицкую».

Ну? Чем не тематическая экскурсия?

Вот тут – у меня, – он полез за пазуху, достал брелок на чёрном шнурке, – флэшка на четыре гига: – под завязку разными проектами забита. Десять тыщ страниц формата «А-четыре»!

Поезда проносились в обе стороны. Временами Боб ничего не слышал. Однако жаркая речь Митяя, быстрая, складная, держала его на месте.

– Ты же – наш, из метровских. Надо возглавить НЭП – новую эксплуатацию пути!

Программа – лет на восемь! С реальным, нехилым заработком! Подумай, старичок! Дело – говорю! Ну не закапывать же бездарно твой опыт в слесарях. Он будет сполна востребован! Бывай! До встречи!

Руку с мячиком сжал, поднял в приветствии – «Но па шарам»!

Встал, завернул за угол, на лестницу. Растворился в толпе.

И показалось Бобу, что это он тогда, в окно кабины постучался.

Было или не было? Только треск в ушах. Словно кто-то рядом плеер слушает.

Что же это?

Митяй

Митяй родился хилым, с явными признаками недоношенности. Пяточки норовил вместе соединить. Сказался дефицит кислорода: специфика работы будущей мамы. Хоть и жалели её, позже в легкотрудницы перевели.

Прогнозы, что пацан своё нагонит, – не оправдались. К четырём месяцам стало ясно – не добирает. Вскоре закончилось молоко у мамки. Считай, что и не было. Перешли на заменители. Злобным цветом пожара расцвела на тельце аллергия.

Лежал он в пелёнках, тихий, молчаливый, морщинистый «старичок». Словно прислушивался к чему, или ждал какого-то особенного сигнала. Даже не гукал. Силы берёг.

Врач приходила, старушка белоголовая, коротко стриженная. Выписывала какие-то лекарства. Целую полку уставили пузырьками, косые рецепты торчат сбоку, под этикетки подсунутые.

Отец мотался, доставал что предписано. Всё было по блату.

Мамка только тихо плакала, а отец ходил мрачный. Выпьет полстакана водки, и курит весь вечер в коридоре общажном, у радиатора отопления.

Тревога поселилась в семье.

Невыспавшиеся. Оглушённые. Какая, там – радостная суета!

Вызвали из деревни тётку, двоюродную сестру отца, набожную Акулину. По-простому называли её – тетя Киля.

Небольшого роста. Крепкая, ладная, на толстых ногах. Ухватистая в работе. Глаза лучистые, небесной синевы, по-детски распахнутые. Настоящая деревенская женщина. В тёмном, одета аккуратно. Глянула на Митяя и заплакала, добрая душа. Раскачивается, глаза кончиком косынки утирает:

– Господи, прости – люди твоя! В чём душа жива! Крестили? Спасать надо ребёночка!

– Да – всё никак. Мы же – в комсомоле! – ответил отец. Отвернулся досадливо.

– Обезумли! Надо же! Метрон! Трамваем бы ещё обозвали! – ругалась тётка.

И увезла с собой в деревню. А там – своих детишек – четверо. Три сына и дочь.

Первым делом окрестила. Батюшка едва не выронил, из купели приподнимая, ждал, когда водица с синеватой, морскатой попки соскользнёт. А после сказал:

– Хитрован будет. С мыслями – потаёнными. Не по возрасту, – в нём – сурёз. Будто годов семьдесят, не ме́не! Другой бы изорался, а этот – молчок!

Потом договорилась она с соседкой, молодайкой, кормящей дочку, что будет и его прикармливать. Молока-то, как у бурёнки справной. Тока – дои́, успевай. Деревня! Не городские – гончие поджарые, с вешалки спрыгнули!

А перед этим к своей груди тихонько приложила, пока никто не видит. Снова себя мамочкой почувствовать. И чтобы контакт был с ребёночком – настоящий. Примета такая.