Первым делом они посетили Чемоданное кладбище и убедились в том, что заговорщики действительно там «прибрались» – все, как и сообщил констеблям Шнырр Шнорринг. Если не знать, что имело место чужое вмешательство, догадаться о нем было практически невозможно. Спустя час раскопки, ворчания и приглушенной брани двух могильщиков, которые не испытывали особого восторга от того, что им приходится бесплатно работать, гроб был поднят и вскрыт. Зрелище, представившееся обладателям чудесной бумажки от господина комиссара, оказалось настолько отвратительным и жутким, что даже привычному к тому, что прочие называет емким словом «мерзость», и обладающему жестяным желудком доктору стало несколько дурно. Тело, захороненное всего несколько дней назад, было почти полностью сожрано сонмом могильных червей породы
Доктор наскоро обследовал гроб и, не обнаружив в нем никаких трещин или проломов (очевидно, червей запустили прямо под крышку), велел могильщикам вернуть его на место.
Свидетелей того, как заговорщики провернули свое грязное червивое дело, когда они это сделали и при каких обстоятельствах, на кладбище не нашлось. Разумеется, у злоумышленников все было продумано, а смотритель кладбища очень удачно (дли них) оказался весьма больным человеком, который страдал одновременно и глухотой, и слепотой, и к тому же плохой памятью. Одним из симптомов его многочисленных недугов был удушливый смрад дешевого пойла, которым пропиталась вся его сторожка. На вопрос, откуда в гробу взялись черви-голодняки, смотритель промямлил, что они, видимо, расплодились после дождя. Разумеется, это был абсурд, но допытываться дальше доктор не стал – вряд ли этот человек мог сообщить действительно полезные сведения, ведь скорее всего он просто глядел в другую сторону, когда преступники хозяйничали на кладбище.
Новые открытия нисколько не огорчили и не удивили доктора – в какой-то степени он был даже удовлетворен: его ожидания подтвердились. К тому же у них с Джаспером еще оставалась более перспективная ниточка.
Покинув Чемоданное кладбище, они отправились в Клуб джентльменов-любителей науки. Клуб этот, как и Клуб охотников-путешественников, располагался в Сонн, его кремовый фасад глядел на парк, поросший высокими деревьями с сиреневыми листьями.
Клуб оказался местом, в котором властвовали шикарные цилиндры, белые перчатки и чопорные галстуки. В воздухе висели облака дыма от невероятно дорогого табака, который можно было приобрести лишь в Старом центре. С легким шорохом сменялись ячейки механических часов, сообщавших о каком-то обратном отсчете: показная расслабленность членов Клуба не могла скрыть потаенное напряжение и ожидание чего-то. Признаться, доктор Доу уютнее чувствовал себя «В чемодане», среди нищих и грязных жителей Саквояжни.
Здешние интерьеры были пропитаны еще большей напыщенностью и важностью, чем интерьеры Клуба охотников. В этих стенах проводили досуг банкиры, дорогие адвокаты, владельцы компаний и просто состоятельные джентльмены, не обремененные какими-либо занятиями. Даже если бы утренний разговор с сэром Крамароу не состоялся, доктор Доу ни за что бы не подумал, что этих господ объединяет любовь к науке.
В курительном салоне развернулся бурный спор о том, провалится ли строительство нового дирижабля, отправляющегося в Гренаду. И вообще, насколько обещанное вкладчикам путешествие на остров в океане, где легкая и счастливая жизнь ожидает каждого, кто ступит на его песок, – фикция и мошенничество. Судя по смеху и выкрикам ставок, этих джентльменов нисколько не заботило, потеряют ли люди, вложившиеся в акции конторы «Новая счастливая жизнь в Гренаде», все, что имели, или нет. Их волновало лишь соотношение выигрыша, если ставить на тот или иной исход (100:1 была ставка – никто не сомневался, что все это – афера).
Сэр Уолтер Фенниуорт присутствовал среди них. Он смеялся громче всех, делал наиболее рискованные ставки, да и вообще подзуживал товарищей по Клубу как только мог, заводя споры и провоцируя пари буквально на пустом месте. Какой-нибудь крысиный притон из Гари многое потерял в лице сэра Уолтера в качестве распорядителя боев. Из своего глубокого кожаного кресла, которое напоминало дымоход из-за постоянно исторгающихся из него темно-зеленых дымных клубов, он руководил джентльменами-любителями науки, будто дирижер оркестром. Все его движения были медленными, плавными, словно он боялся потревожить сам воздух вокруг себя, а механический лакей-автоматон, который носился на своем моноколесе по салону, жужжа механизмами и шурша шиной, не забывал обновлять ему бокал или сигару.