Моё пост-имаго

- Вот именно. А еще, даже будучи в экспедиции, они отправляют в клуб фотокарточки, чтобы их товарищи прослеживали их путь, заключали пари и тому подобное.

- Я не совсем понимаю, дядюшка…

- Эти люди, словно заядлые морфинисты или курители дурмана из Гари, не могут жить без своего наркотика. А их наркотик – это острота ощущений и жажда отнимать жизни. Помешанные на убийстве живых существ, привилегированные и пользующиеся одобрением в обществе, они возвращаются с охоты и все время проводят дома в ожидании следующей охоты. И они многое готовы отдать, чтобы это ожидание сократилось. Вот я и выдвигаю предположение, что Черный Мотылек был привезен сюда и выпущен на свободу, чтобы стать предметом травли. Это сильный, опасный хищник, который может не только дать отпор, но и напасть первым – он уже это доказал. Изловить его трудно. Более того – он и вовсе считается вымыслом. Просто изумительный зверь для всякого любителя охоты.

- Они решили устроить на улочках Габена… как там это слово из «Романа-с-продолжением»? Ну, когда мистер Суон противостоял браконьерам в жаркой Занзибби?

- Сафари,- ненароком выдал, что читал роман доктор Доу, но Джаспер не обратил внимания. Его поглотила дядюшкина гипотеза:

- Сафари, да. И они ловят Черного Мотылька по всему городу? Думаешь те типы в черном тоже из джентльменов-охотников?

- Быть может, они и были охотниками, но джентльменами они точно не являлись,- презрительно сказал доктор Доу.- Джентльмены не стали бы стрелять там, где присутствуют женщины и дети. Да и похищениями они нечасто занимаются…

Договорить доктор Доу не успел, так как экипаж качнулся и встал.

- Прибыли, господа!- сообщил кэбмен с передка, и пассажиры, покинув кэб, ступили на подметенный и аккуратный тротуар Сонн…

…Весь обратный путь в Тремпл-Толл внутри экипажа царила атмосфера величайшего разочарования. Эту атмосферу можно было потрогать пальцем, лизнуть, она была вязкой и всепроникающей. От нее было не скрыться.

Доктор Доу сидел прямо, совершенно не шевелился и вообще не моргал. Джаспер даже испугался, что его парализовало. Как и предполагал дядюшка, в Клубе охотников-путешественников они пробыли недолго, но на этом его удачные догадки, к сожалению, закончились.

Как только они вошли, управляющий, невысокий, полноватый, но весьма бодренький старичок, с вежливой настойчивостью, которую доктор Доу называл «пассивной агрессией», попытался не столько узнать, кто они и куда направляются, сколько выставить их (кто бы они ни были) вон, обратно по мраморным ступенькам на зеленоватый тротуар. Но стоило доктору Доу сообщить, что они явились для того, чтобы внести пожертвование в фонд Клуба, отношение управляющего к ним коренным образом изменилось. Их поспешно и весьма почтительно (на языке доктора Доу это звалось «мармеладное лицемерие») провели через широкий коридор, стены которого были сплошь увешаны головами различных животных: на пастях – оскал, в застывших глазах – предсмертный ужас. Дальше – по мраморной лестнице, устланной длинным бордовым ковром, на второй этаж, где в конце полутемного, заставленного креслами и диванами и затянутого, как водится, табачным дымом и многоголосым смехом, зала их оставили перед резной дверью вишневого дерева.

В кабинете их встретил лично господин учредитель Клуба, престарелый джентльмен с выправкой отставного военного. Без всякого сомнения, тот служил в колониальных войсках – доктор узнал на его скуле работу военных врачей, приписанных к региону Эйлан: крест-крест-линия-крест – характерный шов, бледнеющий след от старой раны. Помимо этого, бронзовый загар въелся в старика так глубоко, что превратился в природный оттенок кожи, довольно причудливо контрастирующий с пышными седыми бакенбардами, переходящими в подкрученные усы.

Стоило посетителям войти и представиться, господин учредитель Клуба предложил им вино и сигары (не исключая Джаспера), на что доктор Доу вежливо, но настойчиво отказался и осуждающе глянул на племянника, придушив только лишь зарождающийся в глазах мальчика блеск.

Далее, когда они опустились в удобные кожаные кресла, произошло то, чего Джаспер совершенно не ожидал. Ничуть не смущаясь, дядюшка выдал, на памяти мальчика, самую сложную, продуманную и изощренную ложь собственного изобретения. Если бы племянник сам не услышал, он ни за что бы ни поверил, что дядюшка на подобное способен. Лишь только дежурные приветствия отзвучали, доктор Доу сообщил господину учредителю о том, что намерен пожертвовать весьма крупную сумму на нужды Клуба. Разумеется, за свое щедрое вложение он рассчитывает понаблюдать за охотой.