Моё пост-имаго

- Что еще, дери его, за Уилсон?- хмуро спросил Хоппер.

- Он констебль, сэр.

- Ясно, что не портовая девка, раз ты здесь,- усмехнулся Бэнкс.

- Мой дядюшка передает, что это уплата долга.

- Постой-ка, это Уилсон с угла Роузвуд и Паркс?- догадался Хоппер.

- Нет,- вставил Бэнкс и многозначительно поглядел на напарника.- Это Уилсон с Семафорной площади. Это тот долг, помнишь?

- А. Тот долг.

Мальчишка быстро согласно закивал.

- Ну что ж, это неплохое начало.- Констебли взялись за кружки.- Но передай дядюшке, что парой пинт он не отделается.

- Передам, сэр.

- Еще передашь дядюшке наше почтение. А теперь сгинь отсюда.

- Передам, сэр. Слушаюсь, сэр.

После этого мальчишка ретировался, прошмыгнул меж столов и опустился на пустующий стул в дальнем углу зала второго этажа. Спящие кругом констебли не обращали на него внимания, а те двое, которым он доставил эль, о нем уже и думать забыли. Они решили как следует отметить прорыв в деле: кружки застучали друг о друга, эль захлюпал, перетекая в жадные глотки.

Настроение констеблей улучшалось с каждым глотком, но при этом сами они становились все более вялыми и сонными, а мальчишка, глядя на них, нервно и нетерпеливо теребил в кармане стеклянный пузырек некоего снадобья.

В какой-то момент толстяк Бэнкс отметил, что Хоппер уже вовсю храпит, спрятал лежавшие перед ним на столе револьверы и отправился догонять напарника в стране снов. Буквально через пару мгновений он уже протяжно и с присвистом храпел.

Что касается коварного мальчишки, то он еще какое-то время выждал, после чего поднялся со своего стула, прошел через зал и подкрался к спящим вокзальным констеблям. Огляделся. Убедившись, что никто не смотрит, он, затаив дыхание, засунул тоненькую кисть в карман мундира толстяка. Нащупав там конверт, он его осторожно потянул и с ловкостью опытного воришки извлек на свет.

Завладев конвертом, мальчишка проверил его содержимое, улыбнулся и, стараясь не шуметь, спустился на первый этаж паба, а затем двинулся к двери, ведущей в погреб.

Возле стойки мистер Брекенрид все еще наливал парочке самых выносливых служителей закона и порядка, и их нетрезвая свара между собой сослужила мальчишке хорошую службу: пользуясь тем, что трактирщик отвлекся, он проскользнул в погреб. Спустившись по лесенке, он прошмыгнул между рядами бочек и стеллажами с винными бутылками, после чего открыл деревянную крышку люка в дальнем углу погреба и нырнул под землю. Там он взял оставленный сюртук и двинулся в путь.

Где-то через полчаса, а то и меньше (он не следил за временем), паренек оказался уже под собственным домом, взобрался по металлическим скобам-ступеням, надавил на рычаг. Круглая крышка люка отошла в сторону, и он выбрался из подземелья в чулан. Затем осторожно выскользнул из него в прихожую и на цыпочках двинулся к вешалке, чтобы повесить на нее свой сюртук. Но не успел сделать и шага. Почуяв знакомый запах вишневого табака, он потянул носом воздух и испуганно обернулся.

- А теперь расскажи мне,- раздался железный голос,- где тебя носило и что это за вид?

***

Кэб катил по тихой уютной аллее, и лишь застрявшие в кронах каштанов клочья тумана еще напоминали о закончившемся вчера ночью туманном шквале. Кэбы и самоходные экипажи сонно продвигались по узкой проезжей части между двумя рядами деревьев. Порой раздавались вялые гудки клаксона, по тротуару туда-сюда шмыгали люди на моноциклах и паровых роликовых коньках, а прохожие выглядели приветливыми – здоровались друг с другом и даже улыбались. И улыбки их были не туго натянутыми, как бельевые веревки толстых дам с Хартвью или Бремроук, а походили на настоящие, искренние, приветливые улыбки из жизни, когда все хорошо и никаких серьезных бедствий не намечается.

Семафор перемкнуло на красный, и кэб остановился на углу. Аллею, по которой он двигался, пересекала еще одна улица-аллея, чуть более широкая – почти бульвар, – вымощенная ровной зеленоватой мостовой. На перекрестке стоял вполне добродушный с виду констебль. Он весьма смутил одного из пассажиров остановившегося кэба, поскольку в нем не было ни злобы, ни явной черствости, ни хмурости или ехидства – полицейский просто желал прохожим доброго дня, следил за тем, чтобы никто не попадал в затруднительные ситуации, и явно был готов прийти на помощь в случае чего. Этот человек отчаянно не походил на тех полицейских, которые собирались в пабе «Колокол и Шар», да это был отнюдь и не Тремпл-Толл.

Прошло уже примерно полчаса, как кэб преодолел Угрюмый бульвар, который считался негласной границей между Саквояжным районом и Парковым, или Сонным районом, который официально именуется Сонн.

Джаспер отвернулся от окна и поглядел на дядюшку. Тот сидел напротив, молчаливый и как всегда бледный. Глаза его холодно поблескивали в тени от полей цилиндра. Глядел он перед собой, о чем-то думал. Присутствия племянника доктор Доу словно не замечал.

- Ты все еще злишься?- спросил мальчик.