Моя жизнь. Записки суфражистки

При возобновлении занятий парламента в феврале 1912 г. тронная речь упомянула об избирательной реформе лишь в самых общих выражениях. В ней говорилось, что будут внесены предложения, имеющие целью изменение избирательного закона и регистрации избирателей. Это можно было понять в том смысле, что правительство собирается внести билль о всеобщем избирательном праве мужчин или же билль об отмене множественности голосов, который признавался некоторыми группами равносильным биллю о всеобщем избирательном праве. Точного изложения намерений правительства не было сделано, и весь вопрос об избирательном праве остался окутанным облаком неизвестности. Мистер Агг-Гарднер, юнионист и член согласительного комитета, получил третье место в списке ораторов и заявил, что вновь внесет согласительный билль. Это нас мало интересовало, ибо мы знали, что у него отняты шансы на успех, а потому и навсегда с ним распростились. Отныне только правительственный законопроект сможет удовлетворить ЖСПС, потому что ясно было показано, что только правительственному проекту дадут пройти через Палату Общин. Обнаруживая возвышенную веру или, правильнее, печальное отсутствие политической проницательности, Женская Либеральная Федерация и Национальный Союз Обществ женского избирательного права открыто выражали полную уверенность в проектируемой поправке к биллю о всеобщем избирательном праве мужчин, но мы знали, как беспочвенна эта надежда. Мы видели, что нам остается лишь один путь – оказывать решительное противодействие всякой избирательной реформе, основной чертой которой не будет равное и одинаковое для мужчин и женщин избирательное право.

16 февраля мы устроили большой приветственный митинг в честь освобожденных узниц, отбывших двух- и трехмесячное заключение за демонстрацию с битьем стекол, имевшую место в ноябре. На этом собрании мы смело обозрели положение вещей и приняли план действий, который, как мы думали, окажется внушительным, чтобы помешать правительству внести его билль о реформе. По этому поводу я сказала следующее:

«Мы не намерены пользоваться без нужды слишком сильным оружием. Если окажется достаточной аргументация при помощи камней, этого освященного временем политического аргумента, мы не прибегнем к более резким доводам. И именно этим оружием и аргументом мы будем пользоваться в ближайшее время. И поэтому я говорю всем волонтеркам наших демонстраций: будьте готовы пустить в ход этот аргумент. Я беру на себя устройство демонстрации, и именно этот аргумент я пущу в дело. Прибегну я к нему отнюдь не движимая чувством, а в силу того, что он проще всего и его легче всего понимают. Зачем женщинам идти в Парламентский сквер, подвергаться там избиению и оскорблениям, и, что всего важнее, производить меньше впечатления, чем если бы они швыряли камнями? Мы достаточно долго делали это. Целые годы мы терпеливо сносили оскорбления и насилия. Страдало здоровье женщин, некоторые из них умерли. Мы не считались бы с этим, если бы имели успех, но успеха мы не добились, и мы дальше двинулись вперед с меньшим вредом для себя при помощи битья стекол, чем двигались в ту пору, когда допускали избиение нас самих.

«И, в конце концов, разве жизнь женщины, ее здоровье, ее члены не более ценны, чем куски стекла? Это не подлежит сомнению, но что еще важнее, разве битье стекол не производит на правительство более сильного впечатления? В борьбе именно такие соображения диктуют вам, какое оружие выбирать. И теперь мы попробуем, не подействуют ли на него одни лишь камни. Я не думаю, чтобы когда-либо нам оказалось нужным вооружиться так, как это сделали китайские женщины, но среди нас достаточно женщин, готовых сделать это, если окажется необходимым. Мы в нашем союзе головы не потеряли. Мы заходим так далеко, как это требуется для победы, и на предстоящую демонстрацию протеста мы отправимся с полной уверенностью в том, что этот план кампании, задуманный друзьями, которых мы сегодня чествуем, на этот раз принесет положительные результаты».