Моя жизнь среди индейцев

Однажды утром вместе с Мощной Грудью я отправился на водораздел между реками Кат-Банк и Милк. Он сказал мне, что мы сможем легко проехать через сосны на водоразделе к подножию безлесной горы, где всегда бывают горные бараны. Нам нужно было мясо, а в это время года горные бараны бывают даже в лучшем состоянии, чем самцы антилопы в прерии. Мы нашли широкие тропы, протоптанные дикими животными в лесу, и скоро приблизились к опушке со стороны гор. Спешившись и привязав лошадей, мы стали осторожно продвигаться; через минуту сквозь переплетающиеся ветви сосен нам стала видна довольно большая группа горных баранов — самцов, идущих по ракушечнику у подножия скалы. Я предоставил Мощной Груди первый выстрел, и он начисто промахнулся. Прежде чем он успел перезарядить ружье, я сумел уложить двух баранов из своего генри. Оба были очень крупные, на боках с тонким слоем сала. Добыв таким образом нужное количество мяса, мы навьючили лошадей и двинулись по, направлению к дому. Выезжая из сосен, мы увидели в четырехстах или пятистах ярдах от нас крупного гризли, старательно разрывающего дерн на голом склоне холма в поисках гофера или муравейника. [24]

— Убьем его, — воскликнул я.

— Окйи (идем), — сказал Мощная Грудь, но с таким выражением, которое значило: «Ладно, но это ты предложил, не я».

Лошади наши шли вдоль опушки леса вниз к подошве холма; мой спутник молился об успехе, обещая Солнцу жертву. У подножия холма мы повернули в глубокую лощину и ехали по ней вверх, пока не оказались, по нашему мнению, совсем близко от того места, где видели медведя. Здесь лощина кончилась, и, верно, зверь находился всего ярдах в пятидесяти от нас. Он заметил нас так же быстро, как мы его, присел на задние лапы и зашевелил носом, нюхая воздух. Мы выстрелили оба — и с ревом, от которого волосы становились дыбом, медведь покатился, кусая и царапая когтями свой бок, там, где в него вошла пуля. Затем, вскочив на ноги, он ринулся на нас с открытой пастью. Мы оба погнали своих лошадей к северу, так как повернуть назад вниз по склону холма было бы неразумно. Я раза два выстрелил в зверя как только мог быстрее, но безрезультатно. Тем временем медведь одолел разделяющее нас пространство поразительно длинными прыжками и уже почти настиг лошадь моего спутника. Я выстрелил еще раз и опять промахнулся. В этот момент Мощная Грудь вместе со своим седлом и мясом барана отделялся от бегущей лошади: подпруга, старый потертый сыромятный ремень, лопнула.

— Хай-йа, друг! — крикнул он умоляюще, взлетая на воздух, еще верхом на седле.

С громким звуком седло и Мощная Грудь шлепнулись в двух шагах от набегающего медведя. Изумленный зверь с испуганным ревом круто повернул назад и побежал к лесу. Я кинулся за ним, стреляя раз за разом. Наконец удачным выстрелом мне удалось перебить ему позвоночник. Тут уже было нетрудно прикончить его, спокойно прицелившись, всадить пулю у основания мозга. Когда все кончилось, я вдруг вспомнил, как смешон был Мощная Грудь, когда летел на седле, и как он с выпученными глазами звал меня на помощь. Я начал хохотать и, казалось, не смогу остановиться. Мой спутник подошел и стоял очень серьезный, поглядывая на меня и на медведя.

— Не смейся, друг, — сказал он. — Не смейся. Лучше молись доброму Солнцу, принеси ему жертву, чтобы когда-нибудь, когда тебе придется туго под натиском врага или зверя, вроде лежащего тут, ты так же счастливо избежал его, как я. Поистине. Солнце услышало мою молитву. Я обещал принести ему жертву — я собирался повесить в его палатке отличное белое одеяло, которое купил недавно. Но я сделаю больше: я повешу и одеяло и свою шапку из выдры.

У медведя был отличный мех, и я решил снять шкуру и дать ее выделать. Мощная Грудь сел на мою лошадь, чтобы поймать свою, скрывшуюся из виду в долине, а я принялся за работу. Работа оказалась нелегкой, так как медведь был очень жирен, а мне хотелось снять шкуру как можно чище. Задолго до того, как я кончил работу, мой друг вернулся со своей лошадью, слез с седла поодаль, уселся, набил трубку и раскурил ее.

— Помоги мне, — попросил я, когда он кончил курить. — Я устал.

— Не могу, — ответил он, — это против велений моих духов; мне во сне было запрещено прикасаться к медведям.

Мы вернулись в лагерь рано; услышав, что я подъехал к палатке, Нэтаки выбежала из нее.

— Кьяйо! — воскликнула она, увидев медвежью шкуру, — Кьяйо! — воскликнула она еще раз и убежала назад в палатку.

Мне это показалось довольно странным, так как когда я возвращался с охоты, она всегда обязательно снимала с лошади вьюк, расседлывала ее и отводила к палатке юноши, ходившего за моим маленьким табуном. Проделав все это сам, я вошел в палатку, там стояли приготовленные для меня блюдо с вареным мясом и миска суну. За едой я рассказывал про охоту, но когда я описывал, как Мощная Грудь летел по воздуху и какой у него был вид, когда он звал меня, Нэтаки не смеялась вместе со мной. И это мне тоже показалось странным, так как она легко подмечала комическую сторону во всем.