Моя жизнь среди индейцев

Когда настала ночь, Бессердечная несколько раз выходила в проход палатки, каждый раз оставалась там все дольше и возвращалась только затем, чтобы дать больному воды или немного поесть. Наконец, когда она в темноте сидела у входа, пришел Высокий Вапити и, нащупав подходящее место, повесил кусок мяса так, чтобы собаки не могли его достать.

Войди, — сказала она ему, — войди и поговори с раненым.

После этой ночи Высокий Вапити каждую ночь немного сидел у арикара, и они разговаривали о вещах, которыми интересуются мужчины. Пока арикара жил в палатке, Бессердечная никогда не разговаривала с ним, только говорила «ешь», ставя перед ним еду. День ото дня раненый становился крепче. Однажды ночью, после ухода Высокого Вапити, раненый сказал:

— Я уже в состоянии отправиться в путь. Завтра ночью двинусь домой. Я хочу знать, почему ты пожалела меня, почему спасла меня от смерти?

— Так слушай, — сказала девушка, — я сделала это потому, что война — зло, потому, что мне тебя было жалко. Многие женщины здесь и многие еще в твоей деревне плачут потому что потеряли в этой ссоре своих любимых. Я одна из всех женщин говорила, просила вождей заключить с вами мир. Все остальные женщины радовались моим словам, но боялись и не смели сами говорить. Я говорила и не боялась, потому что нет никого, кто мог бы мне велеть молчать. Я помогла тебе, теперь и ты помоги мне, помоги своим женщинам, всем нам. Когда ты вернешься домой, расскажи, что здесь для тебя сделали, и убеждай своих заключить мир.

— Я сделаю это, — сказал арикара, — когда они узнают все, что ты для меня сделала, вожди послушают меня. Я уверен, что они будут рады прекратить эту войну.

На следующую ночь Высокий Вапити, войдя в палатку, застал арикара сидящим. Рядом с ним лежало его оружие и мешочек с едой.

— Я ждал тебя, — сказал арикара, — я выздоровел и хочу этой ночью отправиться домой. Согласен ли ты вывести меня за тын? Если кто-нибудь заговорит с нами, ты сможешь ответить им, и они не заподозрят, что мимо них прошел враг.

— Конечно, я пойду с тобой, — ответил Высокий Вапити.

Тогда арикара встал, надел на плечи лук, колчан, мешочек с пищей и поднял с земли свой щит. Бессердечная сидела тихо на противоположной стороне палатки и смотрела прямо на огонь. Высокий Вапити повернулся к ней:

— А ты? — спросил он, — ты тоже готова?

Она не ответила и накрыла лицо плащом.

— Я ухожу один, — сказал арикара, — пора выходить.

Они вышли, прошли по деревне сквозь тын и, перейдя долину, вошли в лес и там остановились.

— Ты прошел со мной достаточно, — начал арикара, — отсюда я пойду дальше один. Ты был добр ко мне. Я этого не забуду. Когда я приду домой, я буду много говорить о необходимости мира между нашими племенами. Я надеюсь, что мы скоро снова встретимся как друзья.

— Постой, — сказал Высокий Вапити, когда тот повернулся, чтобы уйти, — я хочу задать тебе один вопрос. Почем ты не берешь с собой Бессердечную?

— Я бы взял ее, если бы она согласилась, — ответил арикара, — но эта девушка не для меня. Я скажу тебе правду: она была для меня матерью — не больше и не меньше. — А ты, — продолжал он, — ты когда-нибудь просил ее стать твоей женой? Нет? Тогда иди, иди сейчас же и спроси ее.

— Бесполезно, — сказал Высокий Вапити грустно, — Многие уже просили ее, и она им всем отказывала.

— Когда я лежал больной в ее палатке, я видел многое, — продолжал арикара, — я видел, как она смотрела на тебя, когда ты беседовал со мной; глаза ее в это время были прекрасны. И я видел, как она беспокоилась, выходила и входила, входила и выходила, когда ты запаздывал. Когда женщина так себя ведет, это значит, что она тебя любит. Пойди и спроси ее.

Они расстались, и Высокий Вапити вернулся в деревню. «Не может быть, — думал он, — чтобы этот юноша был прав. Нет, не может быть. Разве я не ходил вокруг нее столько зим и лет? И ни разу она на меня не взглянула, ни разу мне не улыбнулась». Думая об этом, он все шел и шел и очутился у входа в палатку. Изнутри слабо доносился чей-то плач. Он не был уверен, что слышит плач, звуки были слишком тихие. Он подошел, бесшумно и осторожно отодвинул прикрывающую вход шкуру. Бессердечная сидела там, где он ее видел в последний раз, перед угасающим огнем, накрыв голову плащом, и плакала. Он прокрался через вход и сел рядом с ней, совсем рядом, но не посмел прикоснуться к ней.

— Доброе Сердце, — сказал он, — Большое Сердце, не плачь.

Но услышав его слова, она стала плакать еще сильнее, а он очень смутился и не знал, что делать. Подождав минутку, он придвинулся ближе и обнял ее одной рукой. Она не отодвинулась; тогда он откинул плащ с ее лица.

— Скажи мне, — попросил он, — почему ты плачешь.

— Потому что я так одинока.

— А! Значит, ты его действительно любишь. Может быть еще не поздно. Я смогу, пожалуй, догнать его. Пойти и позвать его вернуться к тебе?

— Что ты хочешь сказать? — воскликнула Бессердечная, глядя на него с удивлением. — О ком ты говоришь?

— О том, кто сейчас ушел, об арикара, — ответил Высокий Вапити.

Но он пододвинулся еще ближе, рука его обхватила ее еще крепче, и она прижалась к нему.