Читаем Моя жизнь с Гертрудой Стайн полностью

В первое же свое посещение Парижа Шервуд Андерсон нанес визит Г. С. Во второй приезд он уже встречался с ней часто. Он обладал прямолинейным характером, саркастическим остроумием и всеобъемлющим сердцем — неотразимая комбинация. Он не знал французского языка, но удивительно легко общался с парижанами, особенно с рабочим людом. Он рассказал нам, что в течение какого-то времени разъезжал по стране с лекциями. Однажды обнаружил, что приковывает к себе внимание слушателей [как лектор] — точно как певец в опере. Он, естественно, немедленно разорвал контракт и прекратил чтение лекций. Он был очень красивым, невероятно очаровательным и талантливым рассказчиком.

Скотт Фитцджеральд, первый из «потерянного поколения», как его нарекла Г. С., был единственным из парижского десанта, кто уже продемонстрировал свой талант и талант огромный. Фитцджеральд, весьма интеллигентный, необыкновенно притягательный выделялся среди всех остальных. На свое тридцатилетие он пришел к Г. С. и поделился своим неприятием того факта, что с юностью покончено. «Но ты и пишешь как тридцатилетний», — убежденно сказала Г. С. «Правда?» — спросил он. Он никогда не верил ее оценке своего творчества, уж чересчур отрадной, чтобы быть правдой. Он обладал скептическим умом. «Легко льстить пожилому человеку», — прокомментировал он топорность одного из своих современников, когда те пришли навещать нас.

Был еще и Дос Пассос, с его очаровательным испанским и Гленуэй Уэскотт с его канадским акцентом, и Хемингуэй, чьи черные сверкающие глаза — в то время они были именно такими — чьи ослепительная улыбка и guiches[208], делали его похожим на итальянца. Он однажды и упомянул, что у него течет итальянская кровь. Отделение Красного Креста, куда он поступил добровольцем, было прикомандировано к итальянской армии, участвовало в сражении и отступлении под Капаретто, что Хемингуэй подробно описал в романе «Прощай, оружие». Хемингуэй, говоря об одном американце и его жене, приехавшими в Париж, чтобы стать писателями сказал, что знал их, когда те даже не умели читать и писать. Подобное ощущение у меня возникло и в отношении Хемингуэя: ни чтение, ни писательство не было естественным и неизбежным зовом его натуры.

Эзра Паунд, с которым в 20-х мы встречались несколько раз, интересовался японскими эстампами, политической экономией и восточной музыкой. Его суждения напомнили мне замечание королевы Виктории, когда кто-то неудачно выступил перед ней с ирландской уличной балладой «Зеленые одежды»: досадно и весьма ошибочно[209].

Т. С. Элиота привели к нам только один раз. Он был мягким, немного импозантным, уже немолодым человеком. Он сидел, отказавшись отдать зонтик, сцепив руки, глаза сверкали на безучастном лице.

Торнтона Уайлдера Г. С. встретила лишь в 1934 году и между ними сразу же завязалась дружба. Бесконечными были их дискуссии на прогулках в сельской местности, на переполненных городских улицах, у нее дома. Некоторые из идей, возникших в этих беседах, использованы в ее произведениях. Разнообразие интересов и деятельности Тортона приводило ее в восхищение, оно, казалось, целостно объединяло его творчество, а не распыляло его. Роман «На небо мой путь…» она считала истинно американским романом. Она хотела, чтобы он больше создавал подобных романов. Из его пьес выделяла одноактную пьесу «Королевы Франции».

Сегодня в Париже достаточно молодых писателей-солдат с их Биллем Прав и вторым романом на выходе. Они берут курс в Сорбонне, именуемый Французская Цивилизация, по окончанию которого в конце года им выдадут свидетельство о посещении. Есть более серьезные специалисты, обладатели стипендии Фулбрайта, исписывающие тома для своих докторских диссертаций. Есть молодой, очень молодой человек по имени Отто Фридрих, который в настоящее время работает над своим четвертым романом и который возможно окажется очень важным человеком будущего. И молодой Джордж Джон, чья ранняя поэзия произвела большое впечатление на Г. С. и чье нынешние достижения она предвидела. Хорошо было бы закончить на этой оптимистичной ноте, но нельзя целиком проигнорировать пеструю группу людей, околачивающихся вокруг разнообразных кафе на улице Сен-Жермен де Прэ. Они публикуют и поставляют свои эссе, по крайней мере, в один, небольшой журнал. Их можно без опаски не брать в расчет как «непредсказуемое будущее».

<p><emphasis>Дж. Уикс</emphasis></p><p>Кто на самом деле написал «Автобиографию Элис Б. Токлас»<a l:href="#n_210" type="note">[210]</a></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии