Моя жизнь после смерти

Спросил невесту зоркоглазый детектив:
"Наверное, меня обманывает зрение?
Не может же восточный твой сосок
Быть западнее много менее?
Иль то игра перспектив?"

Глава двадцать шестая Загнанный бард

В которой Шекспир становится политически корректным, а профессор Тэйлор вступает в борьбу с профессором Блумом

Он — узаконенная мишень.

"Чудовищная игра"

Атмосферные условия в космосе создают помехи при трансляции передач.

"План 9 из космоса"

Возможно, мир ещё не готов принять такое весёлое чудище, как Уильям Шекспир. Восемнадцатое столетие исступлённо пыталось очистить «варварский» стиль этого Барда. Девятнадцатое столетие нервно стремилось повысить его мораль; но, ознакомившись с жалкими результатами, Лев Толстой в конце века возвестил, что милейший Вилли Шекспир так и остался морально развращённым без всякой надежды на исправление. Теперь же двадцатое столетие хочет прикончить сына мясника из Стрэтфорда на том основании, что он принадлежит к презренному виду УБЕСов (Умерших Белых Европейских Мужчин) и, оказывается, глубоко виноват в каждом возможном проявлении политической некорректности.

Возможно, критики двадцать первого (или двадцать третьего?) столетия настолько эволюционируют, что, преисполнившись великодушия и терпимости, сумеют принять Уильяма Шекспира, несмотря на всё его варварство, безнравственность, политическую некорректность, мёртвость, белость, мужеполость и чудовищную гениальность?

Сильный довод, оспаривающий возможность наступления такой футуристической шекспировской эры, появляется в шедевре фундаменталистского постмодернизма — книге "Новообретённый Шекспир" Гари Тэйлора. Как говорит профессор Тэйлор, у Шекспира нет будущего: нынешняя академическая ортодоксальность смотрит сквозь него, унюхав его вину и позор; больше ему никогда не удастся обвести вокруг пальца образованных людей. Всё очень просто: от Барда разит мужчиной, белостью и другими признаками Твари. Мы с ним покончили — и слава Богу. С избавлением!

Тэйлору кажется исключительно справедливым избавление от сладкозвучного Уильяма, и он с наслаждением цитирует мнения тех, кто сравнивает его политически корректных союзников (попутчиков) с "восставшими против родительского авторитета подростками" или "младотурками, выступившими против представителей старой гвардии". Шекспир олицетворяет «фалоцентризм» и навечно проклятую «патриархальность», и это, словно тайный грех против Святого Духа, ему никогда не простится — ни в нынешнем веке, ни в грядущих тысячелетиях. Для нас не существует пути ни назад, ни вперёд. Мы живём в политически корректной банке без входа и выхода.

Вот цитата из Тэйлора:

Но я, находясь здесь, в моём настоящем, мог бы рассмотреть все варианты моего мышления, которые представляют типичный образ мышления этого периода, лишь в том случае, если бы мне удалось каким-то образом вырваться за пределы нашей парадигмы, если бы мне удалось подняться над ней и взглянуть на неё сверху… Но если бы я мог подняться над нашей [политически корректной] парадигмой, я больше не находился бы в её плену.

Выражаясь проще, Тэйлор имеет в виду, что ему никуда не деться от парадигмы ПК, потому что он живёт в наше время. Это звучит настолько абсурдно, что даже не требует опровержения. Сегодня миллионы людей во всём мире — в Европе, Азии, Австралии, Африке и обеих Америках — по-прежнему любят Шекспира. Мне кажется, Тэйлор хочет сказать вот что: вам не удастся выйти из парадигмы ПК, если сегодня вы живёте в США и хотите не потерять работу в университете.

Кроме таких прагматических камер, любая парадигма, из которой вы "не можете вырваться" интеллектуально, напоминает ужасную Чёрную Железную Тюрьму из научно-фантастического романа Филипа Дика. Это место не существует нигде и существует повсюду, но вы остаётесь в этом месте до тех пор, пока система контроля убеждает вас, что Чёрная Железная Тюрьма существует и вы в ней живёте.