Моя жизнь после смерти

Сюрреалистически такой объектив вводит нас в то, что я называю "пространство наркотического кайфа". Математически, когда съемки ведутся нормальным "голливудским" объективом, если актер проходит вперед три шага, то на экране видно, что он проходит вперед три шага. При съемках широкоугольным объективом движения актера в пространстве фильма становятся относительными, и он оказывается на девять шагов ближе к зрителю, что придает ему угрожающий или смешной вид. Такое сочетание более резкого фокуса и неэвклидова релятивистского пространства кажется наилучшей (на сегодняшний день) кинематографической передачей психоделического восприятия.

Стереотипные мнения, согласно которым "нормальный" узкоугольный объектив видит "реальность" отчетливее, чем широкоугольный, или человеческий глаз видит "реальность", а собачий - не видит, представляют разновидность культурного шовинизма. Именно его и пытается разрушить постмодернистское искусство, заставляя нас видеть мир многомерно.

Как сказал "певец ягнят и волков", мы должны постичь мир за пределами "одномерного зрения и ньютоновского сна".

(Да, нам достоверно известно, что несколько раз Уэллс употреблял марихуану. Джазовая певица Билли Холлидэй признается, что они с Орсоном изрядно покуривали травку во время съемок "Гражданина Кейна". См. ее автобиографию "Леди поет блюз").

Заглянем глубже в пространство наркотического кайфа, куда попадаем в первые 135 секунд "Печати зла".

Прежде чем мы начинаем что-либо видеть, звучит зловещая музыка (рок-н-ролл, перекрываемый тяжелым ритмичным тиканьем механических часов). Постепенно из темноты наплывает кадр, в котором мы видим человеческие руки, а в них - бомбу с часовым механизмом; мы видим костюм и рубашку "бомбиста", но его лица не видно. Пьяный (или идиотский?) женский смех "заставляет" камеру нервно метнуться влево. Мы видим, как по площадке для стоянки автомобилей к нам приближаются мужчина и женщина, оба "под градусом". Камера все тревожнее дергается, ныряя туда и сюда, заставляя нас видеть происходящее глазами убийцы, затем решительно движется вперед, когда он подкладывает бомбу в багажник автомобиля. С этого момента и до самого конца кадра тиканье часового механизма напоминает нам о бомбе.

Тем временем камера отодвигается назад, и мы видим убийцу, который быстро бежит перед ней, преследуемый собственной гигантской тенью. Но камера разгоняется и, судя по всему, ни один из толкователей фильма не заметил, что делает в этот момент Уэллс, великий маг. (Мы к этому еще вернемся). Камера "отступает", словно пытаясь как можно дальше отодвинуться от бомбы, и поднимается вверх, покидая место стоянки; напоследок мы мельком успеваем заметить, как мужчина с женщиной садятся в машину и поворачивают ключ зажигания. Камера "теряет" их из виду, резко набирая высоту и поднимаясь над зданиями, затем снова мельком показывает машину в отдалении, опускаясь на другую улицу, и так до самого конца кадра продолжает их то "терять" из виду, то "находить". Тиканье часового механизма ни на миг не дает нам забыть о бомбе.

Тем временем мы попадаем во "вращающийся лабиринт" (фраза Терри Комито) Лос-Роблеса, городка на границе между США и Мексикой. Смутно вырисовываются темные фигуры Мигеля Варгаса, мексиканского полицейского из отдела по борьбе с наркотиками (Чарлтон Хестон), и его новой жены Сьюзен (Джанет Ли), затем мы видим их отчетливо и тут же вновь теряем. Камера движется медленнее, словно дожидаясь, пока к нам и к Варгасам приблизится машина, затем снова набирает скорость и оставляет их позади. Мы видим двух членов парламента, они неподвижны; кроме того, появляется дюжина американских и мексиканских пешеходов, они движутся; затем мы снова "находим" машину. Перед камерой проходят другие машины, старик-мексиканец толкает перед собой тележку с овощами, ветер гонит по улицам мусор, мы видим притоны для наркоманов, бары и вездесущую вывеску ИИСУС СПАСЁТ на фронтонах зданий миссионерских организаций. Никто непосредственно не двигается ни в сторону камеры, ни от нее. Ну разве что на мгновение; где-то от пятидесяти до семидесяти статистов продолжают двигаться в различных направлениях, под неправильным углами, пока мы вдруг не оказываемся в относительно "нормальном" кинематографическом пространстве - как раз когда Варгасы и машина одновременно (синхронистично?) прибывают к пограничной заставе.

Тиканье часового механизма, неотступно сопровождающее музыку, становится громче на несколько децибел мы узнаем "героя" и "героиню", и теперь они стоят в нескольких футах от бомбы, смертельно рискуя и не зная о грозящей им опасности.