Моя жизнь под землей

Это тот самый тяжелый снег, которого так боятся на Пиренеях и где он часто встречается. Вот и сегодня мы страдаем от жары, а тем временем ноги наши мерзнут в тающем снегу. Но мы слишком любим горы и не боимся трудностей, поэтому, несмотря на необычное нарушение физического равновесия из-за холода в ногах и удушливой жары, становящейся еще нестерпимее от сильного отражения солнечных лучей, и от тяжести наших мешков, лямки которых больно впиваются в плечи, мы упрямо, как муравьи, шаг за шагом поднимаемся к перевалу. Идущий впереди, на долю которого приходится изнурительная и неблагодарная задача прокладывать след в рыхлом снегу, старается набирать высоту, часто меняя направление.

При этом он может дать себе полную свободу, так как уверен, что его команда слепо последует за ним, прилагая все внимание, чтобы использовать его следы и поставить свою ногу прямо след в след. Передовиком становятся все по очереди. Время от времени тот, кто прокладывает след, устает, делает шаг в сторону и переходит в хвост группы, где наслаждается сравнительным отдыхом, передвигая ноги по утоптанному снегу и не заботясь больше ни о чем, тогда как новый передовой, лишившись возможности идти механически, поднимает глаза, устремляет взор на все еще далекую цель и продолжает в свою очередь прокладывать извилистый путь тяжелым спотыкающимся шагом, оставляя свои следы на ослепительном снегу. Хоть мы и не станем повторять слова знаменитого альпиниста и талантливого писателя (который, кстати, не нес сам свой рюкзак): «Ходить по горам — наслаждение», — но все же скажем, что, несомненно, в течение первого часа восхождения организм адаптируется и образуется некая привычка, как к любому упражнению на выносливость, благодаря чему можно идти подряд десять, двенадцать часов, не ощущая усталости.

Наконец мы достигаем перевала. Мы дружно сбрасываем на снег мешки. Одышка, появившаяся в результате последнего усилия, быстро проходит под резким холодным ветром, дующим здесь, как и почти всегда в расселинах горных цепей. Этот живительный ветер восстанавливает наши силы за несколько минут.

Одного вида достаточно, чтобы заставить нас забыть всю усталость. Властно привлекает взоры изумительный массив Мон-Моди, от которого нас отделяет лишь дикая долина. Глаз охватывает его целиком во всем его одиноком великолепии — от гигантских лент ледников до пятнадцатикилометрового гребня с острыми зубцами. Но больше всего привлекает внимание снежная вершина Нетху, самая высокая из всех, наша цель. С трудом верится, что завтра к этому времени мы преодолеем столько препятствий и заберемся так высоко.

Сейчас мы находимся на границе двух провинций — Каталонии и Арагона. Здесь же проходит европейский водораздел: на западе воды текут в Атлантику, на востоке — к Средиземному морю.

Эрудит нашего каравана не преминул напомнить своим спутникам эти гидрологические и географические сведения. За географией последовала история. Он же напомнил нам, что на этом самом перевале Пикад (который тогда не был покрыт снегом, так как дело происходило в разгар лета 1711 года) во время конфликта между Филиппом V и эрцгерцогом, послужившего поводом для войны за испанское наследство, батальон французской пехоты дал бой и победил испанских пехотинцев.

Маленький караван, подбодренный едой, отдыхом и рассказом о почти неизвестной эпохе, снова тронулся в путь.

С перевала Пикад мы должны спуститься глубоко вниз, в долину под названием Долина Прудов, и мы спускаемся быстро на большой скорости, скользя на «салазках» (то есть попросту сидя на снегу, который на этом склоне, к счастью, твердый), с вытянутыми вперед ногами, плотно сжатыми пятками и крепко держа в руках альпеншток, служащий нам рулем, а при необходимости — тормозом.

Далеко не все видели такое скольжение и испытали пьянящее чувство головокружительного спуска, во время которого тело освобождается от усталости. Позже мы рассказывали, как, с трудом за час преодолев последний покрытый снегом участок на склоне Мон-Пердю, на спуск мы затратили всего каких-нибудь одиннадцать минут. Такие скоростные спуски не обходятся без падений, но на «салазках» так же, как на лыжах, падения скорее «живописны», чем опасны. Все же после неизбежных падений, несколько оглушенные и совершенно мокрые от снега, мы все четверо оказываемся на дне долины. Знаменитый пиренеист граф Руссель сравнил это место с долиной Иосафат. Может быть, летом скалы из выветренного известняка и гигантские сосны, поблескивающие белесоватыми стволами, из которых многие засохли от старости, погибли от удара молнии или были с корнями вырваны бурей, — все это представляет довольно приятное зрелище, но в это время года с массой снега и множеством мелких озер, в большинстве покрытых льдом, Долина Прудов очень напоминает Арктику.