Моя жизнь на тарелке

Хочу напомнить, что Ричард — это муж Наоми. Меня раздирает на части от желания узнать, как, когда и почему Ричарда потянуло на сторону, но одновременно обидно за Наоми. Она, конечно, манерная, но сердце у нее доброе, да и старается изо всех сил — целыми днями вертится на кухне да полирует свое красное дерево. И в перерывах сдувает пылинки с Ричарда, рагу каждый божий день ему стряпает. А дети у них вообще будто со страниц дорогого каталога сошли.

— А как же ее тренинг? — переживаю я. — Свинство! Натуральное свинство.

Разве нет? Кому теперь нужны ее паховые мышцы? Кто теперь оценит их почти юную упругость?

— Да у него это так, только ради секса. — Закурив, Роберт валится на диван.

— Так и у Наоми тоже! На черта ей, по-твоему, сдались эти упражнения? Она ж не хочет налить под себя в самый ответственный момент. Боится дать течь, Роберт, и не смей ее винить.

— И не думал даже. Однако согласись, что заниматься любовью с Наоми — все равно что крутить педали велотренажера и в уме подсчитывать количество сжигаемых калорий.

— А со мной?

— Клара, я за тобой не поспеваю. Что «с тобой»? Мы говорим о Ричарде.

— Со мной — тоже как с тренажером? — Смахивает на истерику, но мне уже не остановиться.

— Секс с тобой? Нет, дорогая, с тобой на тренажер не похоже. — Роберт ухмыляется. Надеюсь, по причине каких-то приятных воспоминаний. А еще я надеюсь и на другую реакцию, в данный момент скромно прикрытую краем пиджака. Не сводя с меня прищуренного взгляда, Роберт выдерживает глубокомысленную паузу. — Я бы сказал, — наконец говорит он, — с тобой все наоборот. Никаким режимом и не пахнет. Секс с тобой, дорогая, — это безалаберность и беспорядок. Ты и сама такая же. И кухня у нас точно такая же.

— Но ведь заводит, да?

— Кухня?

Ну почему он строит из себя кретина?

— Нет, секс. Со мной.

Мне это нужно знать. Необходимо. Глупо всю жизнь заниматься сексом с одним-единственным человеком и не знать, что он об этом думает. А вдруг от моих ласк его наизнанку выворачивает? Вдруг ему тоже с любой прыщавкой приятнее, чем со мной?

— Заводит? — переспрашивает Роберт. — Иногда. Возможно. Ужинать будем?

4

Проснулась жирной. Чего и следовало ожидать. Сегодня ведь день рождения Роберта, и вечеринка в ресторане, и хочется выглядеть хоть чуточку обворожительной. Потому и проснулась жирной. Хуже того — это случилось безо всякой причины. Разве я натрескалась на ночь? Нет, не делала я этого. Разве стащила у мальчишек остатки шоколадного печенья? Ничего подобного. Держалась изо всех сил, чтобы не проснуться жирной. Но именно такой и проснулась. Поверить не могу. Не желаю верить собственной поросячьей физиономии.

На свиных ногах потащила разжиревшее тело в ванную, и зеркало охотно подтвердило мои подозрения. Осталось только хрюкнуть с досады. Лицо в два раза шире, чем вчера вечером, и подозрительно лоснится, не иначе как от проступившего жира. Да еще — о песнь песней! — два прыща. Что происходит? Одной ногой, можно сказать, в могиле стою. К климаксу, во всяком случае, куда ближе, чем к первым критическим дням. Следовательно, вся эта юношеская бодяга — прыщи, угри и ночная обжираловка — давным-давно должна была остаться позади. Бедный Роберт, повезло ему в собственный день рождения обниматься с истекающей жиром прыщавой свиньей. Неудивительно, что Роберта не хватило на большее, чем объятие. А помнится, были времена, когда мы могли пропустить завтрак, чтобы лишний разочек… Впрочем, это больше похоже на фантазию. Не сходить ли к врачу? Может, у меня развился редчайший «синдром брехливой памяти»?

Итак, на естественном очаровании можно поставить крест. Новообретенное свиное рыло взывает к чрезвычайным мерам: маскировочному карандашу, крем-пудре и т. д. и т. п. Плюс всяческие ухищрения, на которые только раскрутится моя фантазия. Нет, какого черта! Трюмо скрипит под тяжестью дорогой косметики, а я должна по утрам любоваться оплывшим личиком обжорливой школьницы. Налюбовавшись вволю, решаю оставить лицо в покое. Пусть слегка в себя придет, утрясется. Прогулять бы его не мешало, наверняка ему свежий воздух на пользу пойдет. Чуть позже этим и займусь, открою все свои дряхлые поры, дышите на здоровье. Мысль о прогулке настроения мне не поднимает. Это ж пешком тащиться надо, а я еще во времена зеленого отрочества воспевала лифты, бегущие дорожки, эскалаторы и прочие полезные достижения цивилизации.

Однако умыться в любом случае не помешает. Плеснув на себя пригоршню ледяной воды, я с отвращением стягиваю волосы резинкой. Ненавижу эту процедуру. Сразу видно, что природной красотой я не блещу; более того, в глаза бросается, насколько не блещу. Без макияжа, с патлатым хвостом на макушке, я похожа на гибрид сморщенной картофелины с электрической помпой. Возможно, на свете и наберется с десяток человек, которым по утрам так же тошно смотреть на себя в зеркало, но я лично с ними не знакома. Роберт, к примеру, едва продрав глаза, уже вполне годится на роль героя рекламного ролика: «Олд Спайс придает мне уверенности в себе!» Ему-то, может, и придает, но не мне.