Моя жизнь на тарелке

Сейчас у меня есть забота и поважнее. Из клетки хомяка на весь дом чем-то… гм… собственно, самим хомяком и несет. Я отрываюсь от подозрительно синих глаз Сэма Данфи (без контактных линз, конечно, не обошлось, но должна сказать, что в сочетании с черными волосами эффект неотразимый) и безжалостно отправляю мистера Ирландскую Балерину вместе с его точеным лицом в клетку хомяка. Там ему самое место. Наверняка ведь сволочь редкостная: порядочных людей с такой мультяшно-героической внешностью не бывает. После чистки клетки времени у меня остается ровно на то, чтобы пройтись пуховкой по носу (не забыть бы лампочку помощнее купить в ванную) и добавить щекам искусственного румянца. Помаду я оставляю без внимания: голубизна ирландского гения контактными линзами явно не ограничивается. И вообще мне к трем часам нужно за детьми в школу, так что особенно не поболтаете, мистер Данфи.

* * *

Думаете, было весело? Не слишком. Я почему-то полагала, что ирландцы — сплошь весельчаки. Но мистер Данфи оказался очень серьезным человеком без намека на чувство юмора, эдаким Джеймсом Джойсом от балета. К несчастью для меня. Конечно, я помню, что журналисту положено проштудировать и выучить наизусть биографию собеседника. И не положено начинать интервью с интеллектуальных вопросов типа «Почему вы не бреете волосы на груди? Сильно чешется потом, да?». Прямо скажем, не самый тонкий подход к делу, но я ведь всего-то и хотела, что лед растопить. А он уставился на меня своими сапфировыми линзами и молчит. Ни тебе улыбки, ни хоть какого-нибудь маловразумительного, но дружелюбного звука!

Меня, понятное дело, потянуло на выпивку. Один коктейль. Второй. Третий. Совершенно вылетело из головы, что выпивка усиливает мою отвратительную манеру подражать акценту собеседника. Есть на свете люди, к которым акцент не липнет, — болтают себе спокойно на чистейшем английском с потомком плантатора из какого-нибудь хлопково-рабовладельческого американского штата, не впадая в образ незаконного ребенка Теннесси Уильямса и Долли Партон.[3] Увы, я из другой породы, так что после второго «Черного бархата» — «гинесс» пополам с шампанским — перешла на ирландские интонации: Андреа Корр чистейшей воды. Вот тут-то Сэм Данфи, хлебавший исключительно минералку, оживился.

— Нарываетесь? — спросил он, наклонившись через стол.

— Нет, наливаюсь, — ответила я и подумала: «Однако наш Мик позеленел».[4]

Подумала, как оказалось, вслух. И тут же захотела провалиться сквозь землю, но было уже поздно.

Вновь очутившись за родным кухонным столом, измученная жаждой и головной болью — не иначе как от стыда, я ткнула пальцем в кнопку диктофона. Покраснела, затем побледнела. Волны преждевременного климакса накатывали с каждой репликой нашей беседы.

Я (смущенно). Ходят слухи, что артисты балета только и делают, что спят друг с другом…

Он (натянуто). Я не артист балета.

Я (с необъяснимой злобной игривостью). Неужели? Странное дело. Чем же мы, в таком случае, занимаемся? Бальными танцами? Народными плясками в стиле Робина Гуда?

Он (сквозь зубы) Современными. Постановкой композиций. Разумеется, я закончил балетную школу. Вам должны были прислать по факсу мою биогра…

Я (не дослушав, мерзко хихикая). И вы что же, танцуете в этих… таких обтягивающих… колготках? И на носочках скачете?

Он (в трансе). На носоч… Хотите сказать, на пуантах? За кого вы меня принимаете? Я ведь мужчина.

Я. А колготки? Колготки носите?

Он. Считайте, я этого не слышал. Итак, сначала балетная школа, затем Дублинская академия танца…

Я. Будет вам! Мне-то можно признаться. Колготки носите?

Он. Боже правый. Может, сделаем небольшой перерыв? Выпейте кофе. Или воды…

Я. Нет, спасибо, не хочется. Итак, танцы. Будем говорить начистоту или как? Читатели желают знать правду.

Он. А я не желаю продолжать в том же духе.

Я (вкрадчиво-нежно). Какое это, должно быть, для вас облегчение… В смысле — столько лет сплошь гонения и остракизм, и вдруг общество принимает вас как должное…

Он (перебивая). Что вы имеете в виду под «остракизмом»?

И тут я разошлась на всю катушку о проблемах, подстерегающих католика, педика и э-э… балерину в одном лице. А он встал и удалился. Кретинская выходка, между прочим: оставить женщину под хмельком и в растрепанных чувствах. А я проорала вдогонку:

— Э-эй! Выдрючиваемся, да?

Ну и взгляд он на меня бросил — на смертном одре вспомню. Вместе с финальной репликой:

— Уроки надо дома готовить, крошка.

Ублюдок, еще футболку натянул на два размера меньше. И вид потасканный, будто только что из постели вылез.

Наверное, лучше сразу позвонить Араминте и все объяснить. Она надеялась дать интервью в дополнение к снимку на обложке; теперь ее планы летят к чертям… Впрочем, наверняка еще можно успеть состряпать другое.