Моя жизнь. Южный полюс

Здесь я должен упомянуть о бессмысленных россказнях, распространявшихся итальянской прессой. Газеты, между прочим, сообщали, что итальянцы исполняли всю работу, в то время как норвежские участники экспедиции лежали и спали. В действительности, никто на борту не имел возможности хотя бы изредка забыться на несколько часов беспокойным сном, зато один участник экспедиции спал больше всех, и это был сам Нобиле. Что касается работы, то я был единственным безработным членом экспедиции в том смысле, что пальцем не двинул для выполнения какой-либо физической работы. Как я уже раньше говорил, моя обязанность состояла в том, чтобы неусыпно наблюдать и сохранять голову ясной. Единственной моей работой были географические наблюдения. У Элсворта же со своей стороны было достаточно работы с наблюдениями над электричеством. Рисер-Ларсен выполнял обязанности судоводителя, а Вистинг и Хорген всецело несли ответственность за работу рулей. Нобиле несколько раз брался за руль для проверки равновесия дирижабля, но при этом, как я рассказывал выше, подвергал опасности всю экспедицию. Капитан Готвальд был занят на станции радиотелеграфа, а доктор Мальмгрен делал метеорологические наблюдения.

Другая глупая история, пущенная в обращение итальянской прессой, гласит, что экспедиция «Норвегии» так разделилась из-за вражды, что напоминала два неприятельских лагеря. Ничто не могло быть дальше от истины, чем это утверждение. Я уже говорил о дружеском расположении, выказываемом нам пятью итальянскими механиками, а также о моем личном высоком о них мнении, разделяемом моими товарищами. Во время самого полета не было и следа какого-либо недоразумения, могущего нарушить наше доброе сотрудничество. Даже удачное вмешательство Рисер-Ларсена, когда Нобиле растерялся, нисколько не повлияло на царившее среди нас доброжелательное настроение. Находясь в воздухе и во время опасных моментов полета над местностями, казавшимися на взгляд Нобиле любопытными, но мало привлекательными, он являлся олицетворением кротости и смирения. Хотя он страшно важничал перед отлетом со Свальбарда и хвастался без меры по прибытии в Аляску, он ни разу не пытался проявить своего величия во время самого полета.

Очевидно, мысли его, объятые почтительным страхом, возвращались к моменту, когда он так бесстыдно просил Рисер-Ларсена, чтобы мы не покинули его в случае, если корабль будет вынужден опуститься на лед. Эта унизительная просьба была действительно обоснована, так как в случае вынужденной посадки на лед, что с нами едва не случилось три раза из-за отсутствия у него самообладания в минуту опасности, положение Нобиле оказалось бы в самом деле критическим. Будучи не в состоянии удержаться в равновесии на лыжах и не обладая никаким опытом для пребывания на льду, его возможности на возвращение к цивилизации были бы весьма невелики. Мы-то, конечно, и подумать не могли бы бросить итальянцев. Мы бы разделили с ними все трудности возвращения по льду, но их малая тренировка и неопытность почти наверное стоили бы жизни как нам, так и им. Они не выдержали бы больших переходов, при которых мы имели бы некоторые шансы спастись.

Даже то, что произошло при прохождении над полюсом, не могло испортить товарищеских отношений среди экспедиции, хотя поведение Нобиле дало Элсворту и мне все поводы к досаде.

Во время подготовки к полету Нобиле несколько раз настаивал на том, чтобы каждый брал с собой минимум необходимых вещей. Он твердил об этом беспрестанно. Читатель помнит эгоистическое самодурство, выказанное Нобиле при полете из Рима на Свальбард, когда он запретил норвежцам взять с собою специальные костюмы, в то время как сам с остальными итальянцами запасся хорошими меховыми куртками. Теперь же, пролетая над полюсом, мы лишний раз убедились в отсутствии у Нобиле всякого уважения к своим соратникам.

Элсворт и я, конечно, взяли с собою по одному флагу, которые должны были быть сброшены на полюсе. Элсворт взял американский флаг, а я – норвежский. Исполняя просьбу Нобиле, мы оба взяли флаги размерами не больше носового платка. Пролетая над полюсом, мы бросили эти флаги за борт, и каждый из нас прокричал «ура» в честь своей родины. Представьте же себе наше изумление, когда мы увидели Нобиле, бросавшею за борт не один флаг, а целый склад флагов. В один миг «Норвегия» стала похожа на какой-то небесный бродячий цирк с огромными флагами всех цветов и фасонов, дождем сыпавшимися со всех сторон. В числе других Нобиле вытащил прямо-таки колоссальный итальянский флаг – он был так велик, что его с трудом могли пропихнуть в люк. Тут ветер подхватил его и прижал к стенке гондолы. Прежде чем Нобиле успел высвободить его, мы уже были далеко от полюса. Когда Нобиле с ним справился, флаг полетел прямо к кормовой моторной гондоле, где он чуть не запутался в пропеллере, что могло вызвать серьезные неприятности. В конце концов флаг выпорхнул на волю и быстро стал падать на простирающийся под нами лед.