Моя жизнь. Южный полюс

Мы неслись так, что снег летел из-под полозьев. Сразу видно, что этот парень хорошо управляет своими собаками. Но до чего же буйная у него команда. Чаще всего я слышал имена Коршуна и Того. Эти двое и впрямь были не прочь побезобразничать. Смотришь, перескочили через постромки или нырнули под ними к своим товарищам, и начался беспорядок. Правда, особого вреда причинить они не успевали: направляемый искусной рукой кнут так и свистел у них над головой. Впереди бежали две «сардельки», на которые я обратил внимание еще на базе, – Кольцо и Милиус. Этих озорников распирал задор, но в общем они послушно держали строй. В той же упряжке были Акула и Прыткий с раздвоенным ухом. Прыткого так и подмывало вместе со своим другом Акулой затеять небольшую потасовку с Коршуном и Того. Вот только этот кнут… Он безжалостно щелкал между ними, заставляя их быть паиньками.

За ними в нескольких шагах бежал Цанко. Он явно был обескуражен тем, что его не запрягли. Мы полным ходом взлетели вверх по откосу к главному складу и миновали последний флаг. По сравнению с ранними утренними часами сейчас было совсем другое освещение. Было уже одиннадцать, и заря отвоевала изрядный кусок неба, приближаясь к северу. Различались цифры и надписи на ящиках.

Хансен лихо свернул к ящикам и остановился. Мы встали с саней. Он постоял, озираясь по сторонам, потом опрокинул сани вверх полозьями. Очевидно, для того, чтобы собаки не умчались прочь, когда хозяин отвернется. Мне лично эта мера показалась не очень-то надежной. Я вскочил на ящик и уселся на нем, чтобы наблюдать за ходом событий. А события не замедлили последовать, об этом позаботился Цанко. Хансен отошел в сторону с какой-то бумажкой в руке, изучая ящики. Тем временем Цанко догнал своих друзей – Кольцо и Милиуса. Свидание сторон было чрезвычайно сердечным. Коршун не смог этого выдержать и ракетой метнулся к ним, сопровождаемый своим другом Того. Акула и Прыткий не могли упустить такой случай и с жаром включились в схватку.

– Проклятые канальи!

Это Хансен, подбегая, благословил свою упряжку. Незапряженный Цанко ухитрился в разгар потасовки заметить надвигающуюся опасность, метнулся в сторону и с завидной быстротой помчался к Фрамхейму.

То ли остальные хватились шестого участника драки, то ли тоже увидели, какая гроза надвигается – так или иначе, все как одна, словно по сигналу, прекратили бой и пустились следом за Цанко, не обращая внимания на опрокинутые нарты. Бурей пересекли бугор и скатились по откосу мимо флагштока. Хансен тоже не стал мешкать, да что толку! Как он ни бежал, но достиг только флагштока, когда собаки уже примчали опрокинутые сани во Фрамхейм, где их остановили.

Я спокойно отправился в обратный путь, очень довольный этим непредусмотренным приключением. Навстречу мне попался Хансен, который снова катил к складу. Он был заметно раздражен, и кнут его не сулил ничего доброго собачьим спинам. На этот раз и Цанко тоже был в упряжке.

Возвратившись во Фрамхейм, я никого не увидел снаружи. Тогда я тихонько пробрался в тамбур и стал ждать случая проникнуть в кухню. Он не заставил себя долго ждать. Сопя и пыхтя, будто маленький паровоз, появился Линдстрём. Он нес очередную порцию льда в огромной лоханке, держа в зубах электрический фонарь. Чтобы открыть кухонную дверь, ему достаточно было толкнуть ее коленом. И я юркнул внутрь. Дом был пуст.

«Уж теперь-то, – сказал я себе, – я увижу, чем занимается Линдстрём, когда остается наедине». Он поставил лоханку со льдом и наполнил им стоящее на огне ведерко. Посмотрел на часы – четверть двенадцатого, значит, обед поспеет вовремя. Тяжко вздохнул, вошел в комнату, набил трубку и закурил. Потом сел и снял сидевшую на настольных весах куклу. Его лицо сияло.

Видно было, что он предвкушает предстоящую потеху. Завел куклу, поставил ее на стол, отпустил, и она тотчас начала кувыркаться. Кувырок за кувырком, кувырок за кувырком. А Линдстрём хохотал чуть ли не до слез, выкрикивая:

– Молодец, Улава, ну-ка еще разок!

Я присмотрелся к кукле, вызвавшей такое ликование. В самом деле, своеобразное создание. Голова старухи, может быть злой старой девы; льняные волосы, отвисшая нижняя челюсть и томный взгляд. Платье в белый и красный горошек. Кувыркаясь, она, естественно, обнажала кое-какие части тела.

Кукла первоначально явно изображала акробата, это наши полярники преобразили ее в такое чучело… Он завел ее снова, теперь и я оценил шутку и не смог удержаться от хохота. Поразвлекавшись так минут десять, Линдстрём, как и следовало ожидать, потерял интерес к «Улаве» и снова посадил ее на весы. Некоторое время она еще сидела и кивала, пока ее не забыли.