Моя жизнь и стремление. Автобиография

Если он позаботится о том, чтобы мне вернули мои оригинальные рукописи, он мог бы выбросить вставки и издать мои оригиналы вместо них; это была бы помощь ему и мне одновременно — он больше не был бы мусорным издателем, а я мог бы доказать, что не написал ничего аморального.

Это было основанием для урегулирования, и когда мы его подписали, я был уверен, что конфликт разрешен полностью.

В то время Фишер публично засвидетельствовал обо мне в газетах, что аморальные отрывки в моих романах Мюнхмайера были написаны не мной, а внесены в них третьим лицом.

К сожалению, мои надежды не оправдались.

Фишеру не удалось получить мои оригинальные рукописи, их больше не существовало, они действительно были уничтожены.

Поэтому он не мог превратиться из «мусорного издателя», как он назвал себя в письме ко мне, в книжного издателя.

Он попытался восстановить оригинальный роман без моих оригинальных рукописей, чтобы иметь возможность выбросить вставки, но мне пришлось отказать ему в помощи, которую он просил у меня. Потому что он потребовал, чтобы я привел всю эту смесь в прежнюю безупречную форму, но это было абсолютно невозможно при объеме в тридцать тысяч с лишним страниц и с текстом, напечатанным мелким узким шрифтом.

Но он настаивал хотя бы на приблизительном сравнении, и при том, что он не смог выполнить то, что обещал, я должен был сделать все невозможное для него.

Это привело к новым ссорам и новым спорам, которые продолжались и после его смерти и были приведены к мирному разрешению только его наследниками.

Они видели более ясно, чем он, и были более спокойны и беспристрастны. Это были специалисты, а именно: юристы, бизнесмены, владельцы книгопечатного и переплетного дела.

Они объединились в следующей декларации:

«В продолжающемся судебном споре между г-ном Карлом Маем и наследниками г-на Адальберта Фишера наследники Фишера заявили, что опубликованные издательством компании Мюнхмайера романы писателя Карла Мая с течением времени претерпели такие изменения из-за вставок и поправок третьих лиц, что они больше не могут считаться написанными Карлом Маем в их нынешней форме. Г-н Май был уполномочен опубликовать это заявление.

Дрезден, октябрь 1907 г.»

Это заявление подписано г-жой Элизабет Фишер, бизнесменом Артуром Шубертом, владельцем книгопечатания Отто Фишером, владельцем переплетной мастерской Альфредом Сперлингом, юристом Траммлером, юристом Бернстайном, адвокатом доктором Эльбом.

Люди утверждали, что на такое заявление были способны только дети или легкомысленные подростки.

Вы также можете видеть из этого, какое оружие используется против меня.

Однако на этом дело Фишера в моем судебном разбирательстве с Мюнхмайером для меня закончилось.

Но дело Полины Мюнхмайер все еще существует.

Теперь я перехожу к следующему.

Я не боюсь представить перед этим делом программу, которую узнал от Фишера, а именно:

«Май имеет судимость. Он должен держать это в секрете. Он у нас в руках. Достаточно двух строк и он замолчит. Если он подаст на нас в суд, мы уничтожим его, опубликовав сведения о его судимости во всех газетах Германии. Согласен Май с Мюнхмайером или нет, не имеет значения. Главное, кто приводится к присяге. И нам будет известно, как сделать так, чтобы у Мая этого не получилось».

Фишер не только изложил эту программу в частном порядке, но и установил ее через свои показания в деле, и это было постоянно подтверждаемо в течении всего девятилетнего судебного спора.

Отчего адвокат др. Герлах неверно утверждал или отрицал все от имени своей клиентки Полины Мюнхмайер, я не хочу здесь говорить. Но с самого начала он изображал меня человеком, в высшей степени недостойным присяги.

Для меня невозможно перечислить все оскорбительные ругательства, которыми он вот уже как девять лет осыпал меня без возможности для меня наказать его, потому что как юрист он находится под защитой того самого параграфа, который обязывает меня терпеть от него то, что никто другой никогда не стал бы.

Неоднократно получавший выговоры от судьи и оспариваемый другими адвокатами, он остается верным своей специальности.

Чтобы выполнить программу Мюнхмайера, сначала нужно было занести меня в штрафной список. С этой целью было сфабриковано дело о клевете, которое было отозвано, как только цель была достигнута.

С тех пор в газетах стали появляться более или менее неясные заметки о моем прошлом.

«Я знаю больше!» — писал один.

«Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Май?» — спрашивал другой.

Началась «травля». Но настоящий виновник, Spiritus Rector (духовный инициатор (лат.) — прим. перевод.), всегда хитро прятался в кустах, никогда не показываясь, всегда работая через других. Его сфера деятельности выходит далеко за рамки его профессиональных обязанностей, его переписка очень обширна, почти исключительно связана с Карлом Маем. У него близкие отношения со всеми моими литературными оппонентами, и всякий раз, когда в газете упоминают меня, обычно приходит письмо от него или от одного из его доверенных лиц.