Милая, красивая, золотая молодежь! Как часто я тебя видел, как часто радовался тебе! С другими, всегда только с другими! Тебя со мной не было. Ты обошла меня по широкой дуге. Я не ревновал, правда, нет, потому что во мне нет зависти, но мне было горестно, когда я видел жизни других в солнечном свете, а сам прозябал в самом дальнем, холодном углу в тени. А еще у меня было сердце, и я все еще жаждал света и тепла.
Но любовь должна быть даже и в самой бедной жизни, и если такой бедняк только захочет, он может быть богаче богатого. Ему нужно только заглянуть внутрь себя. Там он находит то, в чем ему отказывает судьба, и он может подарить это каждому, любому, от кого ничего не получает. Потому что воистину, поистине, лучше быть бедным и все же дающим, чем богатым, и все же только получающим!
Здесь, вероятно, нужно с самого начала прояснить ошибку, которая касается меня — поясню.
Думают, будто я очень богат, даже миллионер — но нет. Пока у меня только «хорошая жизнь», не более того. Даже этому, скорее всего, придет конец, потому что никогда не дремлющие атаки на меня должны, наконец, достичь того, чего с их помощью добиваются. Я приучаю себя к мысли, что я умру точно таким же, каким и родился, а именно бедняком, ничем не владеющим человеком.
Но дело не в этом. Это чисто внешнее. Это ничего не может изменить в моем внутреннем человеке и его будущем.
Ложь о том, что я миллионер, о том, что мой доход составил 180 000 марок, исходит от умного, хорошо прогнозирующего противника, который хорошо разбирается в людях и никогда не задумывается что важнее: голос совести или выгода с корыстью. Он очень хорошо знал, что делал, когда публиковал свою ложь в газетах. Тем самым он привлек ко мне злейшего и лютейшего врага — зависть.
Вряд ли стоит упоминать о предыдущих нападках на меня. Но с тех пор, как сочли, что я владею миллионами, люди жестоко и беспощадно действуют против меня. Даже в статьях весьма уважаемых и гуманных критиков эта денежная ненависть сыграла свою роль.
Бесконечно неловко видеть людей, которые в любом другом случае оказались бы литературными рыцарями, но гарцующих на этом скакуне пошлости!
У меня есть свободный от долгов дом, в котором я живу, и небольшой капитал как железный актив для моих путешествий, не более того. От того, что я получаю ничего не осталось.
На мою скромную семью довольно и тех тяжелых жертв, которые мне пришлось принести в испытаниях, навязанных мне.
Раньше я мог в угоду своему сердцу быть доброжелательным к бедным людям, особенно к скромным читателям моих книг. Теперь это прекратилось.
В результате этой хитрой лжи про миллион долларов сейчас я больше, чем когда-либо измучен письмами с требованием от меня денег, но, к сожалению, я больше не могу помочь, и почти каждый, кому я вынужден отказать, чувствует разочарование и враждебность.
Я заявляю, что беспринципное изображение меня как очень богатого человека причинило мне больше, много больше вреда, чем вся критика противников и другие враждебные действия вместе взятые.
После этого отступления, которое я счел необходимым, теперь вернемся к «юности» этого предполагаемого «миллионера», который стремится к совершенно другим сокровищам в отличии от желающих его эксплуатировать.
Это были плохие времена, особенно для бедных жителей того района, где находится мой дом.
При нынешнем благополучии практически невозможно представить, как нам тогда было плохо, и как там голодали люди в конце сороковых годов. Безработица, злоупотребления, голод и революция — эти четыре слова объясняют все. Нам не хватало почти всего, что относится к питанию и потребностям организма.
Мы просили у наших соседей, у трактирщика «Zur Stadt Glauchau» картофельную кожуру на обед, чтобы использовать несколько кусочков, которые еще можно было бы добавить в постный суп.
Мы ходили на «красную мельницу», и нам давали несколько горстей из мешков с пылью и отходами из шелухи, чтобы сделать что-то похожее на еду.
Мы собирали объедки из рыбных отходов и дикий салат под заборами, чтобы приготовить это и наполнить наши желудки. Плавники казались жирными. В результате за время приготовления в воде плавали два или три маленьких кружка жира. Каким питательным и нежным нам это казалось!
К счастью, среди множества безработных местных ткачей была и горстка чулочно-носочных ткачей, чей бизнес не остановился полностью. Они ткали перчатки, такие очень дешевые белые перчатки, которые надевают на руки покойников перед тем, как их хоронят. Маме удалось получить заказы на такие покойницкие перчатки. Теперь мы все, за исключением отца, сидели с утра до поздней ночи и возились с этим.
Мама сшивала большие пальцы рук, потому что это было сложно, бабушка сшивала вдоль мизинцы, а мы с сестрами прошивали средние пальцы. Если бы мы были действительно трудолюбивыми, то к концу недели вместе мы зарабатывали бы одиннадцать или даже двенадцать новых пенни. Какое пиршество!