принципов демократии. Тысяча пятьсот делегатов, преданных интересам народа, правдивых и дальновидных, будут оберегать интересы демократии лучше, чем
шесть тысяч безответственных, случайно выбранных людей. Для того чтобы
охранять демократию, народ должен обладать сильным чувством независимости, самоуважения и единства, должен настаивать на избрании в качестве
представителей только хороших, верных людей. Но комитету в его увлечении
большими числами даже цифра шесть тысяч казалась недостаточной. Уже и она
явилась компромиссом.
Бурные прения развернулись вокруг вопроса о цели Конгресса. Я в своем
проекте резолюции определял цель Конгресса как достижение свараджа, если
возможно, в рамках Британской империи, а в случае необходимости - и вне их.
Часть делегатов хотели ограничить понятие свараджа автономией в рамках
Британской империи. Такую точку зрения отстаивали пандит Малавияджи и м-р
Джинна. Но они не смогли собрать много голосов. Далее, проект устава
допускал лишь применение мирных и законных средств для достижения цели.
Против этого условия тоже были возражения; противники его настаивали на
устранении всяких ограничений в отношении выбора средств. Но Конгресс после
поучительных и откровенных прений принял первоначальный проект. Полагаю, что
этот устав, если бы народ следовал ему честно, разумно и старательно, стал
бы мощным орудием воспитания масс, и самый процесс выполнения устава привел
бы нас к свараджу. Здесь, однако, не имеет смысла рассуждать на эту тему.
Конгресс принял также резолюции о единстве индусов и мусульман, об
упразднении неприкасаемости и о кхади. С тех пор индусы - члены Конгресса
взяли на себя обязательство очистить индуизм от проклятия неприкасаемости, а
при помощи кхади Конгресс установил живую связь со старой Индией. Принятие
несотрудничества в интересах халифата само по себе уже являлось большим
практическим шагом, предпринятым Конгрессом в целях достижения единства
индусов и мусульман.
XLIV. ПРОЩАНИЕ
Пора заканчивать повествование.
Моя дальнейшая жизнь протекала до такой степени на виду у всех, что в ней, пожалуй, не найдется ни одного события, которое бы не было известно народу.
Кроме того, начиная с 1921 года я работал в тесном контакте с лидерами
Конгресса и едва ли смогу упомянуть хотя бы об одном из эпизодов своей
жизни, не рассказав в то же время и о наших взаимоотношениях. Хотя
Шраддхананджи, Дешбандху, Хаким Сахиба и Лаладжи уже больше нет с нами, но, к счастью, многие из старых лидеров Конгресса еще живы и работают. История
Конгресса после тех огромных перемен, которые я здесь описал, все еще
создается. И главные мои искания в течение последних семи лет проходили
внутри Конгресса. Поэтому мне неизбежно пришлось бы говорить здесь о моих
взаимоотношениях с его лидерами, если бы я продолжил повествование о своих
исканиях. А этого я не могу сделать, по крайней мере, теперь, хотя бы из
соображений приличия. Наконец, выводы, к которым я пришел на основании
последующих исканий, вряд ли можно считать окончательными. Поэтому я считаю
своевременным закончить на этом свой рассказ. Да и перо мое инстинктивно
отказывается писать дальше.
Не без душевной боли расстаюсь я с читателем. Я придаю большое значение
своим исканиям. Не знаю, смог ли я описать их как следует. Скажу лишь, что я
не щадил усилий, чтобы рассказать обо всем правдиво. Я все время стремился к
тому, чтобы описать истину такой, какой она представляется мне, и точно так, как я ее постигаю. Труд этот приносил мне невыразимое душевное успокоение, ибо я надеялся, что он сможет укрепить веру в истину и ахимсу у
колеблющихся.
Мой всесторонний опыт убедил меня, что нет иного бога, кроме истины. И
если каждая страница этой книги не будет подсказывать читателю, что
единственным средством постижения истины является ахимса, то я буду думать, что весь мой труд над книгой напрасен. Но даже если мои усилия в этом
отношении окажутся бесплодными, пусть читатель знает, что виноват в этом не
великий принцип, а средства. Ведь как бы ни были искренни мои стремления к
ахимсе, они все еще и несовершенны и недостаточны. И потому те слабые, мгновенные проблески истины, которые я смог увидеть, едва ли выразят идею
необычайного сияния истины, в миллион раз более сильного, чем сияние солнца, которое мы каждый день видим. То, что я постиг, есть лишь слабый отблеск
этого могучего сияния. Но могу сказать с полной уверенностью, - и это и есть
результат моих исканий, - что абсолютное видение истины может проистекать
только из полного познания ахимсы.
Для того чтобы созерцать всеобщий и вездесущий дух истины, надо уметь
любить такие ничтожнейшие создания, как мы сами. И человек, стремящийся к
этому, не может позволить себе устраниться от какой бы то ни было сферы
жизни. Вот почему моя преданность истине привела меня в сферу политики; и
без малейшего колебания и вместе с тем со всей смиренностью я могу сказать, что тот, кто утверждает, что религия не имеет ничего общего с политикой, не
знает, что такое религия.
Слияние со всем живущим на земле невозможно без самоочищения. Без