я достал ключ и играл им, подвесив к шнуру. Когда шнур износился, не помню, чтобы это очень огорчило меня, и я не стремился приобрести новый.
Когда я вырос, меня несколько раз и в Индии, и в Южной Африке пытались
убедить снова надеть священный шнур, но безуспешно. Если шудры могут не
носить его, доказывал я, то какое право имеют на это другие варны? Я ничего
не имел против шнура как такового, однако не видел достаточных оснований, чтобы принять этот ненужный, на мой взгляд, обычай.
Как вишнуит я, естественно, носил вокруг шеи кантхи, а пожилые люди
считали обязательной также и шикху. Однако перед отъездом в Англию я
избавился от шикхи, считая, что если мне случится обнажить голову, то надо
мной станут смеяться и я буду выглядеть в глазах англичан, как мне тогда
казалось, варваром. В Южной Африке из трусости я уговорил двоюродного брата
Чхаганлала Ганди, который носил шикху из религиозных соображений, срезать
ее. Я опасался, что это могло помешать его общественной деятельности, и
потому, даже рискуя обидеть его, предложил ему расстаться с шикхой.
Чистосердечно рассказав обо всем свами, я добавил:
- Я не буду носить священный шнур, так как не вижу в этом необходимости; многие индусы обходятся без него и все же остаются индусами. К тому же
священный шнур должен быть символом духовного возрождения, которое означает
у верующего продуманное стремление к более высокой и чистой жизни.
Сомневаюсь, чтобы при теперешнем состоянии индуизма и Индии индусы могли
претендовать на ношение символа, имеющего такое значение. Они смогут
получить это право только тогда, когда индуизм очистится от неприкасаемости, уничтожит все различия между высшими и низшими и освободится от множества
других укоренившихся в нем зол и постыдных обычаев. Мой ум восстает поэтому
против ношения священного шнура. Но я уверен, что ваши соображения
относительно шикхи не лишены основания. Некогда я носил шикху и отказался от
нее из ложного чувства стыда, а потому считаю, что должен начать отращивать
себе волосы. Я поговорю об этом с друзьями.
Свами не согласился с моими соображениями по поводу священного шнура. Как
раз те доводы, которые я привел против ношения, казались ему доказательством
необходимости носить шнур. Мои взгляды с тех пор не изменились. Пока
существуют различные религии, каждой из них необходим какой-то внешний
отличительный символ. Но когда этот символ становится фетишем и средством
для доказательства превосходства одной религии над другой, от него нужно
отказаться. Священный шнур, на мой взгляд, не является средством, возвышающим индуизм. Поэтому я отношусь к нему безразлично.
Что касается шикхи, то я отказался от нее из трусости и после совещания с
друзьями решил вновь отрастить ее.
Но возвратимся к Лакшман Джхула. Я был очарован живописными окрестностями
Решикеша и Лакшман Джхула и склонил голову в знак почтения к своим предкам
за их понимание красоты природы и умение придать религиозное значение
проявлениям прекрасного.
Но меня возмутило, как люди пользовались этими прекрасными местами. Как в
Хардваре, так и в Решикеше люди загрязнили дороги и красивые берега Ганга.
Они не остановились даже перед осквернением священной воды Ганга. Мое сердце
преисполнилось страданием при виде того, как люди отправляют свои
естественные потребности на дорогах и на берегах священной реки, вместо
того, чтобы делать это где-нибудь подальше, в стороне от этих прекрасных
мест.
Лакшман Джхула - это висячий железный мост через Ганг. Говорят, что
первоначально на этом месте был красивый веревочный мост. Но одному
филантропу-марвари пришло в голову разрушить его и построить за большие
деньги железный, ключи от которого он вручил правительству! О веревочном
мосте ничего сказать не могу, так как не видел его. Железный же мост здесь
совершенно не к месту, он нарушает красоту окружающего ландшафта. Передача
ключей от моста пилигримов правительству, при всей моей тогдашней
лояльности, возмущала меня.
Перейдя через мост, вы попадаете в сваргашрам, жалкое местечко, состоящее
из нескольких полуразвалившихся сараев из оцинкованного железа. Они, как мне
сказали, были сооружены для садхаков (ищущих). В то время вряд ли кто жил в
них. А те, которые находились в самом большом строении, производили
неблагоприятное впечатление.
Впечатления, приобретенные в Хардваре, оказались для меня бесценными. Они
в значительной степени помогли мне решить вопрос, где я должен жить и что
делать.
IХ. ОСНОВАНИЕ АШРАМА
Паломничество на ярмарках Кумбха я совершил во время своего второго
посещения Хардвара.
Сатьяграха ашрам был основан 25 мая 1915 года. Шраддхананджи хотел, чтобы
я поселился в Хардваре. Несколько моих друзей из Калькутты советовали мне
жить в Вайдьянатадхаме. Другие усиленно убеждали избрать Раджкот. Но когда
мне пришлось быть проездом в Ахмадабаде, многие из моих друзей настаивали, чтобы я поселился именно там, предлагая взять на себя издержки по ашраму и
соорудить для нас жилой дом.
Меня всегда тянуло в Ахмадабад. Будучи гуджаратцем, я считал, что смогу
принести наибольшую пользу своей стране, употребляя язык гуджарати. Кроме