Моя Жизнь

Итак, я покинул Торонто и поехал на Запад - чудесный, манящий Запад. Со мной был товарищ, Вильям Броди, мой сверстник. Мы сели на фермерский поезд, в единственный плохонький пассажирский вагон; остальные одиннадцать вагонов были предназначены для перевозки скота. Я договорился с проводником относительно моих кур. Согласно расчету с кубического фута, мне надо было оплатить десять долларов, но он поставил мне в счет и место, оставленное для прохода; таким образом, перевозка домашней птицы в Манитобу мне обошлось в пятнадцать долларов.

До Виннипега поезд обычно шел три дня, и мы были немало озадачены, когда кондуктор объявил, что в лучшем случае мы прибудем туда через пять дней.

Все мое богатство состояло в моей молодости, в моих курах, индюках и гусях, в запасе провизии на пять дней и двадцати долларах денег, из которых пятнадцать я должен был отдать проводнику. Но я был полон энергии, надежд, жажды жизни - жизни во всей ее полноте.

Через два дня мы прибыли в Чикаго.

Когда мы остановились в Сент-Пауле, на третий день нашего путешествия, яркие весенние дни вдруг сменились холодом и метелью.

Два дня мы простояли в Сент-Пауле. Местные газеты были переполнены сообщениями об ужасных снежных буранах, бушевавших над равнинами Дакоты.

С нашими билетами мы могли бы пересесть на любой поезд, но я, как и большинство пассажиров, фермеров, не мог этого сделать, так как все мы были связаны заботой о скоте и птице, которых везли с собой.

Товарищу я сказал:

- Поезжай с ближайшим экспрессом, а я останусь здесь со своими птицами.

Забрав свою долю продуктов, он покинул меня. Вместе с ним пересели на другой поезд и все женщины.

Между тем взволнованные фермеры то и дело устраивали собрания, совещались, не зная, как быть. Скот голодал и погибал в тяжелых условиях пути.

Негодование росло, и начальник станции наконец заявил:

- Я сделаю, все, что могу, чтобы помочь вам. Но все пути занесены сугробами. У меня нет мощного паровоза.

Он выбрал лучший из тех, что у него были. Эта была старая, изношенная машина, отжившая свой век. Она медленно отволокла наш поезд на десять миль от Сент-Пауля и потом стала.

А снег все падал, падал и падал.

На наше счастье, мы стояли на главной магистрали, по которой ходил экспресс. Это обстоятельство немного успокаивало: так или иначе, но нас должны будут сдвинуть с пути.

Через три часа томительного ожидания к нам пришел железнодорожный агент и предложил взять лопаты, чтобы очистить путь.

Это был тяжелый и неблагодарный труд. Едва успевали мы отбросить снег, как снова вырастал сугроб. Но мы упорно продолжали работать, пока наконец аварийный паровоз не подошел к нам с севера и не взял наш состав на буксир.

Промерзшие до костей, усталые до изнеможения, мы вернулись в вагон.

Там было жарко от докрасна раскаленной железной печи. Мы заняли свои места и сидя заснули, так как прилечь было негде. А за стеной вагона снежный буран ревел и свирепствовал по-прежнему.

В полночь я проснулся. Поезд шел со скоростью двадцать миль в час. В вагоне было угарно и душно. Мне было как-то не по себе, и я направился в конец вагона, чтобы выйти на площадку и подышать свежим воздухом.

Когда я открыл дверь, меня обдало резким холодом и ослепило снегом. Ощупью я стал пробираться дальше в надежде, что площадка соседнего вагона лучше защищена от снега и ветра.

Но увы! Соседнего вагона не оказалось.

Я полетел вниз…уцепился за буфер. Ноги мои волочились по снегу…

Поверьте, что после этого мне уже не хотелось спать.

Собравшись с силами, я поднялся на заднюю площадку и вернулся в душный вагон.

Скоро поезд добрался до станции Фергус-Фольс. Паровоз отвез нас на запасный путь.

Буран не утихал, а разыгрывался еще больше. Казалось, что все небо, весь мир был наполнен обледеневшими, колючими, вертящимися снежинками.

Мы простояли там четыре дня.

Раз двадцать нас волновали ложные слухи, что нам на выручку выслан паровоз со снегоочистителем.

Наконец нас вызвал начальник станции и авторитетно заявил, что он действительно ожидает прибытия мощного паровоза и что мы будем на станции Виннипег не позже завтрашнего дня. К восьми часам все должны быть на своих местах, ожидая отправления.

На следующее утро все мы были в сборе. Но почти весь день прошел в ожидании. Наконец мы почувствовали привычные толчки - паровоз зацепил наш вагон и, пыхтя, отправился в путь.

По равнине в окрестностях Фергус-Фольса, защищенной от ветров древесной растительностью, мы продвигались хорошо. Однако час спустя на равнине Дакоты снова попали в полосу сильного бурана.

Кругом, насколько только хватало глаз, волновалось снежное море, вдоль и поперек изрезанное сугробами, словно пенящимися волнами. Сугробы были неподвижны. Но по гребням их в диком порыве мчались снежные кони с развевающимися белыми гривами, целыми табунами мчались они, заметая путь.

И вдруг наш большой черный тяжелый паровоз врезался в сугроб. Словно по велению хрупких летящих снежинок, он остановился как вкопанный.

Стоило ему остановиться, как сугроб начал быстро расти. Мы дружно взялись за лопаты и через час двинулись в путь.