Основным вопросом успешного строительства Красной Армии был вопрос о правильных взаимоотношениях пролетариата и крестьянства в стране. Позже, в 1923 г., была выдумана глупейшая легенда о моей «недооценке» крестьянства. Между тем в течение 1918–1921 гг. мне теснее и непосредственнее, чем кому бы то ни было, приходилось практически сталкиваться с проблемой советской деревни: армия строилась в главной своей массе из крестьян и действовала в крестьянском окружении. Я не могу здесь останавливаться на этом большом вопросе. Ограничусь двумя-тремя, но зато достаточно яркими иллюстрациями. 22 марта 1919 г. я по прямому проводу требовал от ЦК: «Решить вопрос о ревизии ЦИК в Поволжье, о назначении авторитетной комиссии от ЦИК и ЦК. Задача комиссии – поддержать веру в поволжском крестьянстве в центральную советскую власть, устранить наиболее кричащие непорядки на местах и наказать наиболее виновных представителей Советской власти, собрать жалобы и материалы, которые могли бы лечь в основу демонстративных декретов в пользу середняков». Не лишено интереса, что этот разговор по прямому проводу я вел со Сталиным и именно ему разъяснял важность вопроса о середняке. В том же 1919 г. Калинин был, по моей инициативе, выбран председателем ЦИК, как лицо, близкое к крестьянам-середнякам и хорошо знающее их нужды. Гораздо важнее, однако, тот факт, что уже в феврале 1920 г., под влиянием своих наблюдений над жизнью крестьянства на Урале, я настойчиво добивался перехода к новой экономической политике. В Центральном Комитете я собрал всего лишь четыре голоса против одиннадцати. Ленин был в то время против отмены продовольственной разверстки, и притом непримиримо. Сталин, разумеется, голосовал против меня. Переход к новой экономической политике произведен был лишь через год, правда, единогласно, но зато под грохот кронштадтского восстания и в атмосфере угрожающих настроений всей армии.
Почти все, если не все, принципиальные вопросы и затруднения советского строительства дальнейших лег встали перед нами прежде всего в военной области – в крайне компактном виде. Отсрочки тут, по общему правилу, не давалось. Ошибки влекли за собой немедленную кару. Оппозиция против этих решений проверяла себя в действии тут же на месте. Отсюда, в общем и целом, внутренняя логичность в строительстве Красной Армии, отсутствие метаний от одной системы к другой. Если бы мы имели больше времени для рассуждений и прений, мы, наверное, наделали бы гораздо больше ошибок.
Тем не менее внутренняя борьба в партии была, и моментами жестокая. Да и как иначе? Слишком ново было дело и слишком велики трудности.
Старая армия еще разбредалась по стране, разнося ненависть к войне, а нам уже приходилось строить новые полки. Царских офицеров изгоняли из старой армии, местами расправлялись с ними беспощадно. Между тем нам приходилось приглашать царских офицеров в качестве инструкторов новой армии. Комитеты в старых полках возникли как воплощение самой революции, по крайней мере ее первого этапа. В новых полках комитетчина не могла быть терпима, как начало разложения. Еще не отзвучали проклятия по адресу старой дисциплины, как уже мы начинали вводить новую. От добровольчества приходилось в короткий срок переходить к принудительному набору, от партизанских отрядов – к правильной военной организации. Борьба против партизанщины велась нами непрерывно, изо дня в день, и требовала величайшей настойчивости, непримиримости, а временами и суровости. Хаотическая партизанщина являлась выражением крестьянской подоплеки революции. Борьба против партизанщины была тем самым борьбой за пролетарскую государственность против подмывавшей ее анархической мелкобуржуазной стихии. Партизанские методы и навыки находили, однако, свое отражение и в партийных рядах.
Оппозиция по военному вопросу сложилась уже в первые месяцы организации Красной Армии. Основные ее положения сводились к отстаиванию выборного начала, к протестам против привлечения специалистов, против введения железной дисциплины, против централизации армии и т. д. Оппозиционеры пытались найти для себя обобщающую теоретическую формулу. Централизованная армия, утверждали они, является армией империалистического государства. Революция должна поставить крест не только на позиционной войне, но и на централизованной армии. Революция целиком построена на подвижности, смелом ударе и маневренности. Ее боевой силой является немногочисленный самостоятельный отряд, скомбинированный из всех родов оружия, не связанный с базой, опирающийся на сочувствие населения, свободно заходящий в тыл неприятелю и пр. Словом, тактикой революции провозглашалась тактика малой войны. Все это было крайне абстрактно и по существу являлось идеализацией нашей слабости. Серьезный опыт гражданской войны очень скоро опроверг эти предрассудки. Преимущества централизованной организации и стратегии над местной импровизацией, военным сепаратизмом и федерализмом обнаружились слишком скоро и ярко на опыте борьбы.