Моя жизнь

Но на рассвете четвертого дня я решила, что необходимо что-то предпринять. Убедив мать, Реймонда и Элизабет молча следовать за мной, я вошла в один из лучших лондонских отелей. Полусонному ночному швейцару заявила, будто мы только что приехали ночным поездом, а наш багаж должен прибыть из Ливерпуля, и попросила предоставить нам комнаты и подать в номер завтрак: кофе, гречневые пироги и прочие американские деликатесы.

Весь день мы проспали в роскошных постелях, а я время от времени звонила вниз портье и горько сожалела по поводу того, что наш багаж еще не прибыл.

– Мы не можем выйти не переодевшись, – сетовала я, и вечером мы обедали тоже в своих комнатах.

На рассвете следующего дня, сочтя, что наша уловка достигла своего предела, мы вышли точно так же, как вошли, но на этот раз не разбудив ночного швейцара!

Мы очутились на улице с новыми силами, готовые опять оказаться лицом к лицу с миром. В то утро мы отправились на прогулку в Челси, и, пока сидели на кладбище у старой церкви, я обратила внимание на газету, валяющуюся на дорожке. Подняв ее и пробегая глазами, я наткнулась на заметку, где сообщалось, что некая дама, в доме которой я танцевала в Нью-Йорке, наняла особняк на Гросвенор-сквер и устраивает большие приемы. И меня вдруг осенило.

– Подождите меня здесь, – сказала я родным.

Я одна добралась до Гросвенор-сквер как раз к ленчу и застала даму дома. Она приняла меня очень доброжелательно, и я сообщила ей, что приехала в Лондон и танцую в гостиных.

– Это как раз то, что мне нужно для званого обеда, который я даю в пятницу вечером, – заметила она. – Не могли бы вы выступить со своими интерпретациями после обеда?

Я согласилась и деликатно намекнула, что необходим небольшой аванс, чтобы закрепить ангажемент. Она была в высшей степени любезна и тотчас же выписала чек на десять фунтов, с которым я помчалась обратно на кладбище в Челси, где застала Реймонда рассуждающим по поводу платоновской идеи о душе.

– Я буду танцевать в пятницу вечером в доме миссис Х. на Гросвенор-сквер; возможно, там будет принц Уэльский; мы разбогатели! – И я показала им чек.

Тогда Реймонд сказал:

– Мы должны найти студию и заплатить из этих денег за месяц вперед, чтобы никогда больше не подвергаться оскорблениям со стороны этих низких пошлых хозяек меблированных комнат.

Мы пустились на поиски, нашли маленькую студию неподалеку от Кингз-роуд в Челси и этой ночью уже спали там. Кроватей не было, мы спали на полу и ощущали, что снова живем как настоящие художники. Мы согласились с Реймондом, что никогда больше не поселимся в этих буржуазных меблированных комнатах. На оставшиеся после уплаты за студию деньги мы купили немного консервов, запасая провизию на будущее, а еще я купила в «Либертиз»[9] несколько ярдов вуали, в которой и появилась в пятницу на вечере у миссис Х. Я исполнила «Нарцисса» Невина, где изображала хрупкого юношу (я тогда была очень худенькой), влюбившегося в свое отражение в воде. Я также танцевала «Офелию» Невина и слышала, как зрители перешептывались: «Откуда у этого ребенка такое трагическое выражение?» В завершение вечера я исполнила «Весеннюю песню» Мендельсона.

Мать аккомпанировала мне, Элизабет прочла несколько стихотворений Теокрита в переводе Эндрю Ланга[10], а Реймонд выступил с коротким докладом по поводу танца и возможностей его влияния на будущее человечества. Это было несколько выше понимания нашей откормленной публики, но, тем не менее, имело большой успех, и хозяйка осталась довольна.

Здесь собралось типичное для англичан хорошо воспитанное общество, где никто не обратил внимания на то, что я танцевала с обнаженными ногами, в сандалиях и прозрачной вуали, в то время как подобное появление несколько лет спустя в Германии произвело переполох. Но англичане настолько вежливые люди, что ни один из них не подумал сделать замечаний по поводу моего костюма, но – увы! – не отметили они и оригинальности моего танца. Все говорили: «как мило», «восхитительно», «большое вам спасибо» или что-либо в том же роде, и это все.

Но после этого вечера я стала получать множество предложений выступить в известных домах. Сегодня я танцевала перед членами королевской семьи или в саду леди Лаудер, а назавтра мне было нечего есть, так как иногда мне платили, чаще – нет. Хозяйки предпочитали говорить: «Вы будете танцевать перед герцогиней такой-то и графиней такой-то, и вас увидит так много выдающихся людей, что вы сделаете себе имя в Лондоне».

Помню, как однажды танцевала в течение четырех часов на благотворительном спектакле, а в качестве награды одна титулованная дама налила мне чай и собственноручно подала клубнику, но я так плохо себя чувствовала от недоедания последних дней, что от клубники и густых сливок мне стало еще хуже. Тогда же другая дама продемонстрировала большой кошель, наполненный золотыми соверенами, и сказала:

– Только взгляните на кучу денег, которую вы заработали для нашего приюта для слепых девушек!