Среди моих преподавателей были две очень колоритные фигуры. Роберт Ирвинг преподавал английский язык первокурсникам и пугал их, делая язвительные замечания об их многословии и неумении точно выражать свои мысли. Он делал оскорбительные пометки на полях письменных работ; одного из своих студентов назвал «тупицей с причудами», а на выражение недовольства другим отреагировал такими словами: «Не голова, а кочан капусты». Замечания, которых удостаивались мои сочинения, были более прозаическими: на полях или в конце работы доктор Ирвинг писал «неук», что означало «неуклюже», и «фу», имея в виду «весьма скучно и жалко». В конце концов, на полях одного из моих сочинений, которое я сохранил, он написал «умно и вдумчиво», но добавил к этому просьбу «в следующий раз не жадничать» и использовать для работы «бумагу получше»! Однажды доктор Ирвинг зачитал нам сочинение о Марвелле[18], написанное одним из его бывших студентов, чтобы показать, как важно быть осторожным в использовании языка. Студент отметил, что Марвелл любил свою жену даже после того, как она умерла, а потом добавил неудачную фразу: «Разумеется, физическая любовь по большей части заканчивается после смерти». Ирвинг взревел: «По большей части! По большей части! Очевидно, есть люди, для которых нет ничего лучше в погожий денек, чем отличный холодный труп!» Думаю, это было все же чересчур для восемнадцатилетних юношей — выпускников католических школ и одного южного баптиста. Я не знаю, чем доктор Ирвинг занимается сегодня, но содрогаюсь при мысли, что он, возможно, читает эту книгу: могу представить себе, какие убийственные замечания он пишет на ее полях.
Самым популярным курсом в Джорджтауне было «Развитие цивилизаций», который вел профессор Кэрол Куигли. Этот курс был обязателен для всех первокурсников, и учебные группы насчитывали более двухсот человек. Хотя этот предмет был довольно трудным, он тем не менее пользовался безумной популярностью благодаря интеллекту Куигли и высказываемым им суждениям, порой довольно необычным. Он любил порассуждать о реальности паранормальных явлений и как-то заявил, что видел, как во время спиритического сеанса стол оторвался от пола и одна женщина парила в воздухе. А чего стоила его лекция, в которой он осуждал превознесение Платоном абсолютного разума над опытом, читаемая им ежегодно в конце курса. Свое выступление он всегда заканчивал тем, что рвал в клочья экземпляр «Государства» Платона в мягкой обложке, а затем швырял обрывки в аудиторию с криком: «Платон — фашист!»
На экзаменах предлагались заумные вопросы, например: «Кратко и четко изложите историю Балканского полуострова с начала Вюрмского оледенения до времен Гомера» или «Какова связь между процессом космической эволюции и степенью абстракции?»
Мне особенно запомнились два из высказанных Куигли положений. Во-первых, о том, что всякому обществу приходится разрабатывать упорядоченные средства достижения своих военных, политических, экономических, социальных, религиозных и интеллектуальных целей. Проблема, по словам Куигли, заключается в том, что все эти средства в конечном счете становятся «институциональными» — то есть приобретают вид общественных институтов, скорее стремящихся сохранить свои прерогативы, нежели обеспечить удовлетворение потребностей, ради которых они были созданы. Когда это происходит, изменения становятся возможными только в результате реформ или действий в обход этих институтов. Если же ни то ни другое не помогает, наступают реакция и упадок.
Его вторая запомнившаяся мне мысль касалось ключа к разгадке величия западной цивилизации и ее неизменной способности к реформированию и обновлению. По словам Куигли, успех нашей цивилизации коренится в ее уникальных религиозных и философских убеждениях: что человек в основе своей добродетелен; что истина существует, но никакой смертный ею не обладает; что мы можем приблизиться к истине только совместными усилиями; что через веру и добрые дела мы можем добиться лучшей жизни на этом свете и получить воздаяние на том. Он говорил, что эти идеи придали нашей цивилизации ее оптимистический, прагматический характер и непоколебимую веру в возможность позитивных изменений. Куигли резюмировал нашу идеологию термином «будущее предпочтение», означающим веру в то, что «будущее может быть лучше прошлого, и у каждого индивидуума есть личные моральные обязательства способствовать осуществлению этого». Начиная с кампании 1992 года и затем на протяжении двух моих президентских сроков я часто цитировал эти слова профессора Куигли, надеясь, что они подтолкнут моих соотечественников и меня самого к тому, чтобы добиваться воплощения в жизнь проповедуемых им идеалов.