В своей речи на пленуме московского комитета вы говорите о мнимой болезни мужа моего Л.Д.Троцкого. По поводу беспокойства и протестов многочисленных товарищей вы возмущенно заявляете: "Вот к каким мерам прибегают!" У вас получается, что к недостойным мерам прибегают не те, которые ссылают сподвижников Ленина и обрекают их на болезни, а те, которые протестуют против этого. На каком основании и по какому праву вы сообщаете партии, трудящимся, всему миру, что сведения о болезни Л.Д. ложны? Ведь вы этим обманываете партию. В архивах ЦК имеются заключения лучших наших врачей о состоянии здоровья Л.Д. Консилиумы этих врачей собирались не раз по инициативе Владимира Ильича, который относился к здоровью Л.Д. с величайшей заботой. Эти консилиумы, созывавшиеся и после смерти В.И., установили, что у Л.Д. колит и вызванная дурным обменом веществ подагра. Вам, может быть, известно, что в мае 1926 г. Л.Д. подвергся в Берлине операции, чтоб избавиться от преследовавшей его в течение нескольких лет повышенной температуры, но безуспешно. Колит и подагра — не такие болезни, от которых излечиваются, особенно в Алма-Ата. С годами они прогрессируют. Поддерживать здоровье на известном уровне можно только при правильном режиме и правильном лечении. Ни того, ни другого в Алма-Ата нет. О необходимом режиме и лечении вы можете справиться у наркомздрава Семашко, который неоднократно принимал участие в консилиумах, организованных по поручению Владимира Ильича. Здесь Л.Д. сделался, сверх того, жертвой малярии, которая влияет, с своей стороны, и на колит, и на подагру, вызывая периодами сильные головные боли. Бывают недели и месяцы более благоприятного состояния, затем они сменяются неделями и месяцами тяжелых недомоганий. Таково действительное положение вещей. Вы сослали Л.Д. по 58-й статье, как "контрреволюционера". Можно бы понять, если б вы заявили, что здоровье Л.Д. вас не интересует. Вы были бы в этом случае только последовательны — той самой гибельной последовательностью, которая, если ее не остановить, сведет не только лучших революционеров, но может свести и партию и революцию в могилу. Но тут у вас, очевидно, под напором общественного мнения рабочих не хватает духу быть последовательными. Вместо того чтобы сказать, что болезнь Троцкого есть для вас выгода, ибо она может помешать ему думать и писать, вы просто отрицаете эту болезнь. Так же поступают в своих выступлениях Калинин, Молотов и другие. Тот факт, что вам приходится держать по этому вопросу ответ перед массой и так недостойно изворачиваться, показывает, что политической клевете на Троцкого рабочий класс не верит. Не поверит он и вашей неправде о состоянии здоровья Л.Д.
Н.И.Седова-Троцкая.
Глава XLIV
ИЗГНАНИЕ
С октября наступила в нашем положении резкая перемена. Наши связи с единомышленниками, друзьями, даже родными в Москве, сразу прекратились, письма и телеграммы совершенно перестали доходить. На московском телеграфе, как мы узнали особыми путями, скоплялись многие сотни адресованных мне телеграмм, особенно в день годовщины октябрьского переворота. Кольцо вокруг нас сжималось все теснее.
В течение 1928 г. оппозиция, несмотря на необузданную травлю, явно росла, особенно на крупных промышленных предприятиях. Это привело к усугублению репрессий, и в частности к полному прекращению переписки ссыльных даже между собою. Мы ждали, что за этим последуют дальнейшие меры того же порядка, и мы не ошиблись.
16 декабря прибывший из Москвы специальный уполномоченный ГПУ передал мне от имени этого учреждения ультиматум: прекратить руководство борьбой оппозиции во избежание таких мер, которые должны будут меня "изолировать от политической жизни". Вопрос о высылке за границу при этом не ставился — речь, насколько я понимал, шла о мерах внутреннего порядка. Я ответил на этот "ультиматум" письмом на имя ЦК партии и президиума Коминтерна. Считаю нужным привести здесь основную часть этого письма:
Сегодня, 16 декабря, уполномоченный коллегии ГПУ Волынский предъявил мне от имени этой коллегии в устной форме нижеследующий ультиматум:
"Работа ваших единомышленников в стране — так почти дословно заявил он приняла за последнее время явно контрреволюционный характер; условия, в которые вы поставлены в Алма-Ата, дают вам полную возможность руководить этой работой; ввиду этого коллегия ГПУ решила потребовать от вас категорического обязательства прекратить вашу деятельность, — иначе коллегия окажется вынужденной изменить условия вашего существования в смысле полной изоляции вас от политической жизни, в связи с чем встанет также вопрос о перемене места вашего жительства".
Я заявил уполномоченному ГПУ, что могу дать только письменный ответ в случае получения от него письменной же формулировки ультиматума ГПУ. Отказ мой от устного ответа вызывался уверенностью, опирающейся на все прошлое, что слова мои будут снова злостно искажены для введения в заблуждение трудящихся масс СССР и всего мира.