Моя жизнь

Он с уважением относился к исламу и любил рассуждать о философии ислама. Не владея арабским языком, он тем не менее прекрасно знал Коран и был хорошо знаком с исламистской литературой вообще. Примеров он знал великое множество, и они всегда были у него наготове. Общение с ним дало мне возможность получить великолепный запас практических сведений об исламе. Познакомившись ближе, мы стали вести долгие беседы на религиозные темы.

На второй или третий день после моего приезда он повел меня в дурбанский суд. Здесь он представил меня некоторым лицам и посадил рядом со своим поверенным. Мировой судья пристально разглядывал меня и, наконец, предложил снять тюрбан. Я отказался и вышел из здания суда.

— Тот, кто носит мусульманскую одежду, — сказал он, — может оставаться в тюрбане, все же остальные индийцы при входе в суд как правило должны его снимать.

Для того чтобы такое тонкое различие было понятно, необходимо остановиться на некоторых подробностях. За эти два — три дня я понял, что индийцы разделены на несколько групп. Одна из них, называвшая себя «арабами», состояла из купцов мусульман. Другую составляли «индусы». И еще одна группа были клерки-парсы. Клерки-индусы не примыкали ни к одной из этих групп, если только не связывали свою судьбу с «арабами». Клерки-парсы называли себя персами. Эти три группы находились в определенных социальных отношениях друг с другом. Но наиболее многочисленной была группа законтрактованных или свободных рабочих — тамилов, телугу и выходцев из Северной Индии. Законтрактованные рабочие приехали в Наталь по договору и должны были отработать пять лет. Их называли здесь «гирмитья», от слова «гирмит» исковерканное английское «эгримент» (agreement). Первые три группы вступали с этой группой только в деловые отношения. Англичане называли этих людей «кули», а так как большинство индийцев принадлежало к трудящемуся классу, то и всех индийцев стали называть «кули», или «сами». Сами — тамильский суффикс, встречающийся в виде добавления ко многим тамильским именам и представляющий не что иное, как санскритское «свами», что в переводе означает господин. Поэтому, когда индиец обижался, что к нему обращаются «сами», и был достаточно остроумен, он старался возвратить комплимент следующим образом: «Можете называть меня «сами», но вы забываете, что «сами» означает господин. А я не господин ваш!» Одни англичане принимали это с кислой миной, другие сердились, ругали индийцев, а при случае даже били их: ведь «сами» в их представлении было презрительной кличкой, и выслушивать от «сами» объяснение, что это слово означает «господин», казалось им оскорбительным!

Меня стали называть «адвокат-кули». Купцов называли «купец-кули». Таким образом, первоначальное значение слова «кули» было забыто, и оно превратилось в обычное обращение к индийцам. Купец мусульманин мог возмутиться и сказать: «Я не кули, а араб», или «я купец», — и англичанин, если он был учтив, извинялся перед ним.

При таком положении вещей ношение тюрбана приобретало особое значение. Подчиниться требованию снять тюрбан было для индийца все равно, что проглотить оскорбление. Поэтому я решил распрощаться с индийским тюрбаном и носить английскую шляпу. Это избавило бы меня от оскорблений и неприятных пререканий.

Но Абдулла Шет не одобрил моего намерения. Он сказал:

— Если вы так поступите, это будет иметь плохие последствия. Вы скомпрометируете тех, кто настаивает на ношении индийского тюрбана. К тому же тюрбан вам очень к лицу, а в английской шляпе вы будете похожи на официанта.

В его совете была практическая мудрость, патриотизм и в то же время некоторая узость взглядов. Мудрость совета была очевидна; но только чувство патриотизма побудило его настаивать на индийском тюрбане. Намекая на то, что английскую шляпу носят лишь индийцы лакеи, он обнаружил узость своих взглядов. Среди законтрактованных индийцев были индусы, мусульмане и христиане. Христианство исповедовали дети законтрактованных индийцев, обращенные в христианство. В 1893 году их было уже много. Они носили английское платье, и большинство из них зарабатывало себе на жизнь, служа лакеями при гостиницах. Именно этих людей имел в виду Абдулла Шет, ополчившись против английской шляпы. Служить лакеем в гостинице считалось унизительным. Это мнение многие разделяют и поныне.

Вообще совет Абдуллы мне понравился. Я написал письмо в газеты, где рассказал об инциденте со своим тюрбаном и настаивал на праве не снимать его в суде. Вопрос этот оживленно обсуждался в газетах, которые называли меня «нежеланным гостем». Таким образом, инцидент с тюрбаном неожиданно создал мне рекламу в Южной Африке уже через несколько дней после приезда. Некоторые были на моей стороне, другие сурово осуждали за безрассудство. Фактически я носил тюрбан все время, пока жил в Южной Африке. Когда и почему я вообще перестал надевать головной убор в Южной Африке, увидим ниже.

VIII Поездка в Преторию