Моя жизнь

Я предполагал задержаться в Шантиникетоне, но судьба судила иначе. Не прожил я там и недели, как пришла телеграмма из Пуны о смерти Гокхале. Шантиникетон погрузился в траур. Все его обитатели пришли ко мне выразить свое соболезнование. Мы собрались в храме, чтобы оплакать национальную утрату. Это была торжественная церемония. В тот же день я с женой и Маганлалом выехал в Пуну. Остальные остались в Шантиникетоне.

Эндрюс сопровождал меня до Бурдвана.

— Считаете ли вы, что наступит время для сатьяграхи в Индии? И если это так, то когда это произойдет? — спросил он меня.

— Трудно сказать, — ответил я. — Я лично ничего не буду предпринимать в течение года, поскольку Гокхале взял с меня слово поездить по Индии, чтобы накопить опыт, и я не буду высказываться по общественным вопросам до тех пор, пока не закончится этот испытательный срок. Но и по истечении года я не стану торопиться выступать и высказывать свое мнение. Во всяком случае, не думаю, что возникнет повод для сатьяграхи в течение, по крайней мере, пяти лет.

Следует отметить в этой связи, что Гокхале подсмеивался над некоторыми моими мыслями, высказанными в «Хинд сварадж».

— После года пребывания в Индии ваши воззрения изменятся, — говорил он.

V Мытарства пассажиров третьего класса

В Бурдване мы испытали все мытарства, которые приходится терпеть пассажирам третьего класса, начиная с приобретения билета.

— Билеты третьего класса так рано не продаются, — заявили нам в кассе.

Я отправился к начальнику станции, до которого не так легко было добраться. Кто-то вежливо указал мне, где он находится, и я поведал ему о наших трудностях. Но и он повторил мне то же самое. Наконец, касса открылась, и я пошел покупать билеты. Но получить их было не просто. Здесь действовал закон сильного: те, кто понахальнее, не считаясь с остальными, подходили все время к кассе и отталкивали меня. Поэтому я купил билеты почти самым последним.

Поезд подали, и сесть в него было новым испытанием. Пассажиры, уже находившиеся в поезде, и те, кто пытался влезть, ругались и толкались. Мы бегали взад и вперед по платформе и повсюду слышали:

— Мест нет.

Я подошел к проводнику. Он сказал:

— Постарайтесь как-нибудь войти или ждите следующего поезда.

— Но я еду по срочному делу, — вежливо возразил я. Однако у него не было времени выслушать меня. Я не знал, что делать. Я сказал Маганлалу, чтобы он как-нибудь проник в поезд, а сам вошел с женою в междуклассный вагон. Проводник заметил это и на станции Асансол предложил мне доплатить за билет.

— Вы были обязаны дать нам место, — сказал я ему. — Мы здесь потому, что все было занято. Мы охотно перейдем в третий класс, если вы нас там устроите.

— Нечего рассуждать, — сказал проводник, — я не могу устроить вас в третьем классе. Доплачивайте или выходите.

Я хотел во что бы то ни стало добраться до Пуны, а поэтому не стал продолжать спор и доплатил за билет. Но эта несправедливость возмутила меня.

Утром мы прибыли в Могалсарай. Маганлалу удалось найти свободное место в вагоне третьего класса, куда перешли и мы. Я сообщил контролеру о происшедшем и просил его удостоверить, что на станции Могалсарай мы перешли в вагон третьего класса. Но он наотрез отказался выдать удостоверение. Тогда я обратился к начальнику станции. Тот сказал:

— Обычно без соответствующего удостоверения мы не возмещаем переплаты. Для вас же сделаем исключение. Но возвращать всем доплату за проезд от Бурдвана до Могалсарая мы не можем.

С тех пор я приобрел большой опыт поездок в третьем классе. Если бы я записывал все свои впечатления, они составили бы целый том. Здесь я упоминаю о них лишь мимоходом. Я глубоко сожалел и сожалею, что по состоянию здоровья вынужден был отказаться от поездок в третьем классе.

Мытарства пассажиров третьего класса обусловлены, несомненно, своеволием железнодорожных властей. Но не в меньшей степени повинны в этом грубость, неряшливость, эгоизм и невежество самих пассажиров. Достойно сожаления, что пассажиры часто не сознают неправильности своего поведения, своего эгоизма и нечистоплотности. Они считают такое поведение вполне естественным. Все это можно отнести за счет безразличного отношения к ним со стороны нас — «образованных». Мы приехали в Кальян ужасно усталые. Маганлал и я раздобыли себе воды из станционной колонки и совершили омовение. Едва я начал набирать воду для жены, как ко мне подошел адвокат Каул из общества «Слуги Индии». Он тоже ехал в Пуну и предложил проводить мою жену в умывальную комнату второго класса. Я заколебался, не решаясь принять это учтивое предложение. Я знал, что моя жена не имеет права пользоваться туалетом второго класса, но в конце концов согласился нарушить правила. Знаю, что мой поступок не делает чести поборнику истины. Не могу сказать, чтобы жене очень хотелось помыться в умывальной. Но любовь мужа к жене одержала верх над любовью к истине. «Лик истины сокрыт за золотым покрывалом майя», — говорится в «Упанишадах».

VI Ходатайства