Моя жена - утопленница (СИ)

Труп мало заинтересовал мою душевную внутренность, а вот человек, бросившийся к нему с берега, внимание привлек. Это была девушка, она плыла быстрыми саженками; подплыв, схватила то, что было когда-то мною, за волосы и потащила к пляжу, совершенно не обращая внимания на леску с крючками, решительно намеревавшуюся интереса ради сплести спасателя с утопленником в единый смертельный кокон. Возникшая коллизия заинтриговала свободный мой дух, и тот перестал пялиться на картины, старательно высвечиваемые луной в окружающей природе, не улетел, увлекаемый врожденным стремлением к месту посмертного  сбора душевных человеческих субстанций, но стал витать над сценой, вольно или невольно поставленной обстоятельствами. Спустившись ниже, чтобы увидеть того, кто яростно пытался вернуть его в только что покинутое тело, дух разглядел утопленницу, днями раньше им спасенную, им, бывшим тогда еще в теле. Увидев  ее, разъяренную борьбой с утонувшей и потому тяжелой бренной оболочкой, борьбой с леской и впившимися крючками, борьбой со скользкими камнями, надолбами вросшими в морское дно, мой дух потерял интерес к земному существованию, то есть к надоевшей вечной борьбе за качество жизни, за вкусную пищу, за сносного полового партнера, и круто взмыл в небо. Он бы улетел по своим партикулярным делам, если бы не вспомнил, какой потрясающей картиной закончилось предыдущее спасение, спасение утопленницы. Вспомнив это, дух решил повременить, чтобы посмотреть, чем же все кончится. А утопленница, пересиливая себя, тащила отяжелевший от смерти труп к берегу. Достигнув его на последнем дыхании, уложила на галечник, принялась делать искусственное дыхание, совмещая его с непрямым массажем сердца, остервенело била по щекам – ничего не помогало, дух не хотел возвращаться в давно приевшееся тело с несносными привычками, своевольное, ленивое и слабеющее с каждым годом тело. Зевнув по-своему, по-душевному, он полетел к проходившему вдалеке большому круизному лайнеру, освещенному мириадами ярких лапочек, к заливистому женскому смеху, победительному мужскому, но далеко не улетел, потому что сладко заныло в области паха, там заныло, где когда-то  был половые органы. Резко обернувшись к берегу, дух увидел, что утопленница делает его бывшей оболочке минет. Она так  старательно и глубоко сосала,  что улететь было невозможно, невозможно было остаться сторонним наблюдателем, можно лишь было, что есть сил, лететь к ним, к нему, чтобы слиться с собой, мертвым, воедино и вместе с ним почувствовать ее мягкие губы крайней своей плотью, никак не желавшей оживать.

Дух ворвался в меня теплым ночным бризом. Я ожил,  член мой набух, придав жизненных сил, море жизненных сил, часть которых изверглась в уста мой спасительницы.

Я лежал и смотрел на нее. Она, довольная своей победой над судьбой и смертью, размазывала по лицу сперму, которую все женщины считают целительной, размазывала, чтобы быть лицом краше, чтобы чувствовать, что есть мужчина, который может сделать ее краше и таким особенным способом. Я чувствовал эти ее мысли, чувствовал, что попался на всю жизнь, что буду чувствовать себя обязанным ей всю оставшуюся жизнь, по-человечески думая при том, хорошо это или плохо. Она развеяла эти мысли, улегшись на меня и впившись в мои губы своими мягкими губами, на которых оставалась еще сперма. На вкус она была не хороша, но вызывала жалость к мужчинам, которые через такое не прошли и никогда не пройдут по своему малодушию.

Через некоторое время я взял ее, она стонала от счастья. Устав совершенно (ведь тонул не в шутку), я забылся от слабости и очнулся лишь от ночного холода. Ее рядом не было. Как и в прошлый раз...

- Что ты будешь делать! – сказал я себе. – Вечно исчезает…

9.

Подымаясь к себе на стоянку, я размышлял. Иметь женщину, которая живет под твоим  боком, которая готовит манную кашу с изюмом по будням и гуся с яблоками под Новый год, которая ложиться с тобой в постель и которая просыпается на твоем плече – это бесспорное земное счастье. А что я имею со своей утопленницей? Что еще буду иметь? И вообще, какое это счастье? бесспорным его не назовешь, но это счастье. Космическое, может быть? И что лучше? Земное счастье или космическое? Решаем ли этот вопрос? Наверное, нет. Более того, он не решаем трагично, ведь счастье может быть только земным или только космическим.

Укладываясь спать, я мещански думал, что синица в руках лучше журавля в небе, то есть, в космосе.