Моя Ж в искусстве

Борис, так звали юного Питера Брука, был сыном известного чекиста, который дружил с Бабелем и Мандельштамом. Сам писал стихи, они его хвалили, а он их потом пытал из-за их с ним художественной несовместимости. Боря был кудлат, ходил в сапогах и солдатской шинели, был редко брит, ну, в общем, настоящий художник. Я пришел к нему рано, часов в десять, в комнате его уже сидела девушка из Новосибирска, которая при-ехала к нему на мастер-класс по проблемам режиссуры. Я разбудил его, он ходил в кальсонах по квартире, сморкался, почесывался, девушка сидела с блокнотом и ловила каждое его слово, но слов пока не было, только биомеханика, которую Боря развивал, дополнив творческий метод Мейерхольда, которого Боря ценил высоко, а папа-чекист отправил Мейерхольда туда, где уже были Бабель и Мандельштам. Боря папу не одобрял, ушел из дому по идейным соображениям, но деньги у него брал с отвращением. Он нигде не служил, а быть альфонсом не мог, не позволяла гордость, и вообще он парил над схваткой, как гриф над кладбищем театральных репутаций, он не питался этой падалью, он пожирал ее для оздоровления и строил новое тело театра, в котором не должно быть зрителей. Девушка от напряжения захотела пи́сать, но не смогла признаться своему Учителю. Она пыхтела, вся бордовая, но помочиться при боге было выше ее сил.

Я понимал ее, как никто. Сам много лет назад в туалете театра «Современник» я пукнул рядом с Эльдаром Рязановым, и потому, видимо, «Гараж» получился хуже «Иронии судьбы…». Замысел художника — тонкая штука. Боря, к счастью, вышел за папиросами к соседям, и девушка пулей вылетела в санузел. Ниагарский водопад показался жалкой струйкой против цунами девушки-театралки. Взволнованная девушка робко спросила Борю, когда же они начнут мастер-класс, он посмотрел на нее удивленно и сказал, что вот уже два часа — это было время, проведенное ею в Бориной квартире, — и был, собственно, мастер-класс, только для посвященных, процесс его проживания в предлагаемых обстоятельствах, и если она этого не понимает, то она дура, и тогда ей надо перейти в Институт стали и сплавов и не рвать когтями тело театра, как печень Прометею. «Пошла вон!» — сказал ей Мастер, она пошла, а мы пошли пить пиво. Потом был штурм Театра на Таганке, я туда ходить боялся, но мне сказал один чудак, что надо пробовать и пробиваться. Все это было до отъезда Юрия Петровича, еще играл Высоцкий, лом там стоял невероятный. Билетами заправляла система, предприимчивые студенты держали очередь, выкупали билеты и торговали ими, обменивали их, ну, в общем, этот путь был тупиковый. Я пошел своей дорогой, служебный вход еще был со стороны переулка, новой сцены еще не было, и стоял как-то перед началом, придумывая способ пробиться. Подъехали оранжевые «Жигули» В. Смехова, ведущего артиста и еще ко всему пишущего прозу в журнале «Юность». Я эту повесть читал, он там описывал, в частности, что приятно помогать людям приезжим посмотреть спектакли и радоваться за них.