Моя сумма рерум

А когда я уже возвращался домой и слушал музыку, всё думал, что люди, вон, в какой тесноте живут, а я своим, видите ли, в трешке помешал.

========== Глава 6 ==========

Когда мне исполнилось восемь, родители уже развелись. И все вокруг меня жалели: и учительница в школе, и руководители кружков, и мамины с папой друзья, и соседи.

То и дело у себя за спиной я слышал разговоры о том, что мальчику нельзя расти без отца, и что отныне «нормальным мужиком» мне не стать. Звучало, как смертельный диагноз, который тайком от умирающего сообщают его родственникам.

Поначалу подобные темы озадачивали, потому что я не знал, о чем вообще речь. Папа никогда не делал из меня «мужика». Он просто был одним из двух самых важных людей в моей жизни. Читал мне книжки, шутил, смотрел со мной Джетикс, собирал Лего, возил в кружки и, когда мама отворачивалась, забирал из моей тарелки вареную морковь, потому что я не люблю овощи.

Но поскольку все взрослые твердили одно и то же, а оснований, чтобы им не верить у восьмилетнего меня не было, пришлось принять свою потенциальную ущербность по факту, и незамедлительно начать себя жалеть. Впрочем, это оказалось очень удобной фичей. На бабушку действовало безотказно, а маму, стоило ей немного захандрить, моментально выводило из состояния уныния. Я подходил, обнимал и говорил, что мне тоже грустно. Она сразу переставала плакать, целовала меня и, пообещав, что у нас всё будет хорошо, сама начинала в это верить.

Однако папы мне действительно недоставало. Но не так, как все об этом говорили.

Для них я был ребенок «без отца», а мне просто очень сильно хотелось к нему. Подержать за руку, пощекотаться воскресным утром ещё лёжа в постели, почувствовать запах его туалетной воды и просто услышать голос: «Никитка — рогатая улитка».

В то время мама очень старалась, чтобы я как можно меньше думал об этом. Носилась со мной круглосуточно — двадцать четыре на семь. Школа, кружки, секции, вечерний киносеанс, книжки перед сном. Ну и параллельно со всем этим турагентство. Ругалась часто, была нервная, но когда дела по работе удачно складывались, мы с ней отлично развлекались. Пекли фигурное печенье, лепили из светящегося пластилина модель Солнечной системы, играли в крестики-нолики цветной пастелью на белой кухонной плитке, делали из старых носков кукол и устраивали кукольный театр. А ещё она могла ни с того ни с сего взять и заказать нам суши или горячую пиццу. И мы ели и смотрели какой-нибудь классный фильм.

Помню, как-то раз на Новый год под утро, после того, как все гости ушли, я обнаружил её спящую в кресле. Голова откинута, волосы растрепаны, и в них застряли конфетти, тушь под глазами размазалась, рука свесилась с подлокотника. Я посмотрел, посмотрел и вдруг понял, как ужасно сильно я её люблю. Так сильно, что даже словами не выразить. Будить было жалко, но я не сдержался, обнял крепко-крепко, а когда она сонно улыбнулась, сказал, что никогда в жизни её не брошу, и она ответила, что никогда не бросит меня. Тогда я был счастлив.

А потом, я уже был в шестом классе, у неё случилась депрессия. Две недели из дома не выходила, лежала просто в постели и всё. Телефон отключила и комп не открывала. Я перепугался не на шутку и позвонил всем, кому мог: её подругам, папе и бабушке.

Папа пришел, посидел, сказал, что Аллочка договорится насчет врача и уехал. Бабушка отдельно от него приезжала, привезла две трехлитровые банки сливового компота, апельсинов для «радости» и зависла у нас на три дня. Помыла окна, разобрала гардероб и налепила пельменей. А после её отъезда заявились тётя Надя, та, которая Стерва, и тётя Алиса с тётей Ирой. Они всю ночь пили вино на кухне, жаловались друг другу на жизнь и плакали.

Отлично помню, как тётя Надя сказала маме, что она совсем не думает о себе, и что ей нужно устраивать личную жизнь, потому что время уходит, я скоро вырасту, уйду от неё, и она останется одна. Очень хотелось выйти и сказать, что я всё слышал, и что тёте Наде завидно, потому что у мамы хоть сын есть, а у неё никого. Но потом вспомнил, что она недаром Стерва, и ей на мои слова наплевать. Однако тётя Алиса и тётя Ира её поддержали, и стали убеждать маму в том, что она чересчур со мной носится, тогда как я «взрослый парень», и мне самому будет лучше, если она станет реалисткой и поймет, что я никакой не гений, а обычный человек. А ей нужно больше отдыхать и радоваться жизни, иначе, зачем вообще вся эта работа нужна.