— Не сердись, — примирительно улыбнулась она. И когда муж отвернулся, добавила в затылок: — Там и без меня с ночлегом тесновато…
Особоуполномоченный ОГПУ по республике, собранный и молчаливый, выехал на вокзал минут сорок спустя, отказавшись от ужина. И Юлия, как только осталась в одиночестве в огромной казенной квартире, первым делом отпустила прислугу. Теперь только внизу, в подъезде, оставалась смена ведомственной охраны, и она без опаски вынула из сумки упакованный в старые газеты архив Хорунжего. Побродила по своей комнате в поисках места, где бы спрятать, нашла, но спешить не стала: побаюкала сверток перед собой — и вдруг поняла, что не сможет устоять перед искушением. Возможно, если бы Вячеслав Карлович не убыл так стремительно, а домработница не торопилась к семье, все бы пошло по-иному.
В доме, заполненном чужой мебелью, всегда смотревшей на нее с презрительной укоризной, царила пещерная тишина. Юлия опустила сверток на столик для рукоделия, включила бра, сняла один, затем второй слой газетной бумаги и осторожно распутала тесемки лежащей сверху канцелярской папки.
Пробежав глазами первую же страницу, она вздрогнула, закрыла лицо ладонями и откинулась в кресле.
2
В Москву на заседание коллегии он прибыл ранним утром. Спецвагон прицепили к ночному кавказскому скорому — в этом можно было усмотреть некое предзнаменование, однако ничего существенного не случилось. За небольшим приятным исключением.
В отличие от прежних визитов в столицу, заседание проходило не на дому у председателя, а на Лубянке. В телеграмме ясно указывалось: вход с улицы Дзержинского, 14 подъезд, следовательно, все возвращалось на круги своя. Поэтому первое, что он спросил у молодого офицера, сопровождавшего его от вагона к черному «паккарду», — как здоровье Вацлава Рудольфовича.
Вопрос был не по чину, отвечать тот не мог, поэтому ограничился скупым жестом. Б. кивнул, снял шляпу и, пригнувшись и держа ее на отлете, полез в пахнущее лакированной кожей и хорошим бензином нутро лимузина.