Моя строптивая леди

Сип отбросил газету, и Честити чуть не разрыдалась от облегчения. Пока он читал, ею владело ужасное чувство, что над головой занесен топор. Как только статья будет прочитана и факты сопоставлены, на нее посыплются насмешки. В устах блестящего офицера Маллорена они прозвучат еще ужаснее, чем в устах поддельной миссис Инчклифф. Сознавая, что это нелепо, Честити надеялась, что «миссис Инчклифф» могла бы понять или хотя бы усомниться. От капитана Маллорена невозможно ожидать подобного снисхождения. Он высмеет ее, обольет презрением и разобьет ей сердце.

Внезапно, без малейшего предупреждения, Син опустил переднее окошко и обратился с чем-то к кучеру. Карета повернула к обочине и остановилась.

— Раз уж я теперь вновь мужчина, — сказал он сестрам, — проедусь-ка я на козлах, дам Хоскинзу передышку. Мой алый мундир будет виден издалека и запомнится каждому встречному.

В мгновение ока обувшись, Син был таков.

— Боже правый! — воскликнула Верити, когда сестры остались одни. — Что делает с человеком военная форма! С тех пор как лорд Син переоделся, его не узнать.

— Должно быть, мундир для него — это символ ответственности, — предположила Честити, которая тоже заметила перемену.

С уходом Сина в карете, казалось, возникла зияющая пустота. С этим нужно было свыкнуться, ведь скоро им предстояло расстаться навсегда.

— Надо спрятать это, пока не поздно! — сказала девушка, бросая газету сестре. — Верити, милая, я чуть не умерла!

— Какой ужас! — прошептала та, пробежав глазами статью. — Теперь это стало достоянием целой Англии! Любой знакомый может на меня донести. И уж конечно, приплели твое имя. — Она погладила Честити по руке. — Я так надеялась, что скандал уляжется и забудется…

— Он не забудется. — Честити горько усмехнулась. — Теперь я знаю цену слухам и никогда уже безоговорочно не поверю им.

— Но, дорогая, — возразила Верити, держа спящего ребенка на руках, — ты должна признать, что в твоем случае это не просто слухи. Генри застали в твоей постели, и притом люди, слову которых можно доверять. Хуже всего, что при этом были Трелины. Когда и они отвернулись от тебя, это был конец.

— Но я не приглашала Генри к себе в постель! Я вообще ни при чем!

— Это лишь незначительная деталь.

— Ты хочешь сказать, что мне следовало выйти за Вернема?! — изумилась Честити.

— Ей-богу, не знаю. На твоем месте я бы вышла, но я всегда была слабовольной. Просто понимаю теперь, что дела плохи… — Верити покосилась на сестру, — особенно если учесть, что лорд Син…

— При чем здесь он? — вспыхнула Честити.

— Между вами что-то происходит, я это чувствую. Поскольку в глазах лорда Сина ты — юноша, он должен стыдиться своего интереса, но как только правда откроется, полагаю… полагаю, интерес этот расцветет пышным цветом. Жаль, что это ни к чему не приведет.

— Не знаю, что ты имеешь в виду под словом «это», но я не намерена до «этого» доводить! Лорд Син так и останется с уверенностью, что я мужского пола. А ты, моя милая, начинаешь нести чушь!

* * *

Было пять часов вечера и уже совсем темно, когда карета миновала северную заставу древнего города Винчестер. Дорога казалась пустынной (большинство проезжих уже остановились на ночлег), но пешеходов на улицах хватало, поэтому сестры старались держаться в глубине кареты.

— Хоскинз предлагает переночевать «У трех ядер», — сказал Син, вернувшись на свое место. — Этот постоялый двор слишком мелкий рангом, чтобы в нем останавливались сливки общества, и я не думаю, что граф или Генри Вернем могут там появиться. На всякий случай не теряйте бдительности, играйте свои роли как можно лучше. Давайте посмотрим, удастся ли пронести ребенка в саквояже.

Честити отомкнула замок и раздвинула половинки саквояжа, а Верити пристроила одеяльце на груде шерсти. Уложенный на все это, маленький Уильям сонно чмокнул и успокоился. Чтобы саквояж не захлопнулся, между краев вложили свернутый носовой платок.

Тем временем карета резко повернула, послышались приветственные оклики прислуги. Заглянув в щель между занавесками, Честити увидела освещенный фонарями двор и маленькое, уютное здание гостиницы, с низкой стрехой и резной отделкой лестниц. В своем роде очаровательное, это заведение никак не могло привлекать людей богатых и знатных.

Дверца кареты открылась, Син кивнул в знак того, что можно выходить. Честити пришло в голову, что нужно оставить в памяти прислуги какой-то заметный след, выделиться среди остальных проезжих. Должно быть, это пришло в голову и Сину, потому что он устроил целый спектакль, суетясь вокруг своей «супруги». Честити прикинула, не помочь ли с лошадьми, но испугалась, что не сумеет убедительно сыграть грума, и предпочла заняться багажом.

Толстушка хозяйка ушла готовить комнату, а Син разговорился с хозяином. Верити стояла рядом потупившись, как подлинное воплощение скромности. Обращаясь к ней с вопросами, Син не забывал добавлять «дорогая» и ласково поглаживать ей руку, а Честити уныло размышляла о том, что из этих двоих вышла бы чудесная пара.