Этот завлекательный вопрос был разрешен почти молниеносно. Не прошло и недели, как Белухин сообщил мне по секрету:
– Там эта Ольга Самсоновна, так неладно очень…
– Что такое? – испугался я.
– Да знаете, Антон Семенович, как-то даже говорить неприлично. Попросту вам скажу: она, знаете, как это говорится – романтическая женщина… даже хуже. У нее в комнате так и мельничные, и наши служащие… Опришко тоже. Просто зовет к себе и заставляет ночевать, ну, понимаете, ночуют вдвоем, вот и все. И пьяная часто, конечно, не шатается, а все хохочет, и видно, что пьяная. Обнимает всех, кто постарше. А Опришко совсем с ума сошел, ходит, как лунатик.
И на другой же день прилетел в колонию Черненко, заперся со мной и взмолился:
– Голубчик, прости дурака! Эта же самая Ольга Самсоновна, знаешь, оказалась проститутка, настоящая уличная, ну, проститутка, понимаешь, не в каком-нибудь ругательном смысле, а профессиональная, уличная стерва. Вот подвели, ироды!.. Пожалуйста, голубчик, сейчас же отправляйся туда и гони ее в шею, немедленно гони в шею. А что, она тут ничего не наделала?
– Да… так, особенного ничего.
– Ах, дурак старый!
Он уехал подавленный. Я поспешил во вторую колонию.
Ольга Самсоновна встретила меня сонная, но контральто у нее было по-прежнему великолепно.
– Ну что же, Ольга Самсоновна, вы же понимаете, работать вам уже довольно.
Она улыбнулась смущенно:
– Довольно, говорите? Кто это придумал, что я буду здесь работать? Скучные люди какие! Так что же? Уезжать?
– Да. И скорее.
– Сегодня.
– Хорошо бы и сегодня.
– Хорошо. Только вы ребят из-за меня не наказывайте. Славные есть пареньки…
Через час Сорока подъехал на возу. Ольга Самсоновна ласково со мной простилась:
– А вы все-таки милый.
Колонисты не пришли ее провожать, боялись неприятных разговоров со мной.
Возвращаясь в колонию, я уже не трудился над разрешением интересных жизненных вопросов. Вопросы занимали меня, по-старому, педагогические:
«Где найти людей для этого проклятого дела? Настоящих людей?»
Настоящих людей? Это не так мало, черт его подери!
[29] Завоевание комсомола
В 1923 году стройные цепи горьковцев подошли к новой твердыне, которую, как это ни странно, нужно было брать приступом, – к комсомолу.