На этот раз он воспользовался ее дочерью. Когда, наконец, Гого снова, во второй раз, приготовилась уехать, Скиап отправилась с ней в Вашингтон, оставила Гого на вокзале, маленькое существо, раздавленное огромным рюкзаком, слишком тяжелым для ее тонкой, хрупкой фигуры. Через несколько дней ей позволили позвонить в неизвестное место:
– Мама, в этот момент я выдаю белье.
– Сколько времени? – спросила я быстро.
Гого не сразу поняла, почему меня это интересует, но ответила на него. Так Скиап узнала, что ее дочь находится на восточном берегу. Потом в течение долгого времени от нее не поступало никаких известий. Прошли месяцы, наконец пришло первое письмо, на котором стоял штамп Индии: Гого на Бирманском фронте. Там она вскоре заразилась амебной дизентерией и без гостеприимства и забот Гардинера Кейзи, тогда губернатора Бенгалии, могла бы так там и остаться. Она вернулась не только выздоровевшей, но и в хорошем состоянии, и в конце концов от всей этой военной авантюры осталась только масса коротких, вьющихся волос, до тех пор совершенно прямых, и глубокое отвращение к Индии.
Скиап взяла Попкорна, маленькую собачку Гого, водила ее в нескончаемые прогулки по Центральному парку или по улицам Нью-Йорка, похожим на туннели. Когда ее утомляли люди, разговоры или даже служащие, она останавливалась в «потрясающем» заведении под названием «Рай гамбургеров» и покупала на обед гамбургеры. С бутылкой красного вина и в компании с Попкорном она предавалась оргии одиночества и мечты.
Попкорн играл большую роль в нашей жизни. Он обладал ужасающим характером, и с ним происходило столько приключений, что, я надеюсь, когда-нибудь Гого напишет о нем книгу. Когда я отправила его на каникулы на остров к Джеку Баррету, он прославился там, сражаясь на пляже с гигантскими крабами: взгромождался на краба, как покоритель залива – воплощение нестерпимой потребности Скиап действовать любой ценой.
Пришло известие от Гого, все наши короткие сообщения всегда заканчивались словами: «Наполеон и все его маленькие солдаты». Конечно, я получала новости из-за океана от друзей, быстрые строчки, неразборчивые, сфотографированные на почтовую открытку. Некоторые были сентиментальны и трогательны, другие забавны, проиллюстрированные разоблачительными рисунками. Приведу в пример открытку от Томми Кернана, коммерческого директора «Вога». Тут целая история. В качестве добровольца, желающего служить в «Скорой помощи», он собирался уже отправиться в Европу. Зная, что он истый католик, я послала ему золотую медаль с изображением Святой Девы. Картье отправил ему эту медаль в самый последний момент. Между прочим, Тони написал мне, что так ничего и не получил, пока не пошел прямо к Картье. В Европу он отправился с медалью на шее и вскоре прямым ходом попал в концентрационный лагерь. Однажды он почувствовал нестерпимую зубную боль. Лагерный зубной врач сделал все что мог, но чем заполнить дупло? – ничего нет, кроме золотой медали, и медаль расплавили. И тогда я получила от Томми Кернана почтовую открытку: «Очень многие говорили об одежде от Скиапарелли. Многие обедали или выпивали стаканчик и весело проводили время вместе с ней. Но я, и только я обладаю зубом Скиапарелли!» Этот зуб принес ему удачу, и в конце концов он выбрался из неприятностей, но я считаю, что для коммерческого директора это был триумф союза экономики, веры и дружбы!
Именно тогда я поступила в отделение Секции Рошамбо женщин-добровольцев для работы в Северной Африке и Франции. Как шахтер в глубине недр ударяет топором, чтобы отколоть камень, я старалась пробиться через туман, который меня окружал. Поскольку ничего еще не было точно установлено, я отправилась жить в Вашингтон к Наде Жорж-Пико.
Ее маленький дом мог бы находиться где угодно – в Пекине или Сайгоне, – столько в нем очаровательных предметов из Китая. Я жила у нее летом, и только те, кто знаком с Вашингтоном, поймут, что это за пытка. Волосы у меня были всегда такие мокрые под воздействием влажной, удушающей жары, что я больше не походила на модную картинку, какой меня представляли.