Не знаю, принадлежал ли он к какой-нибудь партии, но вёл он себя по-хамски, так, как потом мы видели это в наших фильмах. Естественно, что мы на рожон не лезли. Офицер занимал самую большую комнату дяди Вани, к нему постоянно ходило много его товарищей и русских девиц – всё это было очень неприятно.
Среди приходивших к нему был один врач, Вальтер, кажется. Однажды он увидел меня – я тогда в очередной раз была больна – осмотрел, определил краснуху и потом прислал для меня лекарство, какие-то глазированные таблетки, а солдаты притащили две коробки с маргарином и смальцем. Мы тогда голодали и, наверное, это было заметно. Помню один курьёзный случай: денщик этого Фендрика, Курт, в нашей кухне готовил еду. Это вызвало нездоровое возбуждение, особенно у нас, детей. Он приготовил пудинг и, разливая его по чашкам, немного пролил. Я сидела тут же, внимательно следила и мечтала, что когда он выйдет, я слижу эту лужицу со стола. Но… он сделал это сам.
…
Они слушали её весь вечер, долго смеялись. Потом разбили и угомонились.
В той комнате, которую они занимали, осталось наше пианино, все немцы умели играть, часто это делали.
…
Потом эти войсковые части ушли дальше, а вместо них пришли другие и у нас поселился штабной майор Вилли. Вот он был хороший, человечный. Дома у него осталась семья, дети и он очень по-доброму относился к нам. Жили мы впроголодь, денег не хватало, много чего продавали из дома, обменивали на еду. Вилли как-то решил помочь нам – однажды принёс целого барашка.
После него, уже не в доме, а во дворе некоторое время размещалась немецкая кухня. Но через полгода, когда они отступали, то были злые. Перед отступлением немец зашёл в дом, сложил свои вещи, уходя, оглянулся в комнате. «Плохо, дальше будет очень плохо», – сказал он и спешно вышел. Что он имел в виду, о ком говорил – осталось загадкой. Скорее всего, он говорил о себе, о своих, но дальше было действительно плохо, и не только им, отступающей немецкой армии…
Помимо этого Вилли и доктора Вальтера никаких добрых чувств они не вызывали. Было голодно, постоянно бомбили, на базаре стояли виселицы. Я, правда, их не видела, но мы знали про них, и про бесконечные облавы. И, когда мама с тётей Ниной ходили за продуктами и задерживались, в доме повисала тяжёлая напряжённая тишина. Мужчинам выходить на улицу было очень опасно.
…