Моя рыба будет жить

Почесывая коту лоб, она закрыла дневник и положила на стол, но, даже отложив книгу, она продолжала ощущать тревогу, будто немедленно нужно сделать… что? Помочь девочке? Спасти ее? Это было просто смешно.

Когда она еще только начинала читать дневник, первым импульсом было быстро дочитать до самого конца, но местами почерк был неразборчив, а текст густо пересыпан жаргонизмами и интригующими разговорными выражениями. С того времени, как Рут жила в Японии, прошли годы, и, хотя она до сих пор владела разговорным языком на приличном уровне, словарь ее устарел. В университете Рут изучала японскую классику — «Повесть о Гэндзи», драму но, «Записки у изголовья» — литературу, история которой насчитывала столетия и даже тысячелетия, но знакомство с японской поп-культурой было у нее самым поверхностным. Иногда девочка делала попытки объяснять, но по большей части подробностями себя не утруждала, так что вскоре Рут поймала себя на том, что постоянно сидит в интернете, изучая и проверяя информацию из дневника, а вскоре она уже выкопала свой старый словарь кандзи, и переводила, и царапала заметки об Акибе и кафе с горничными, отаку и хентаях. А еще была эта анархистская феминистская дзэн-буддийская монахиня.

Она опять склонилась к монитору и задала новый поиск на Амазоне, «Дзико Ясутани», но, как и предупреждала Нао, не нашла ничего. Она погуглила Нао Ясутани, и опять — ничего. Кот, раздраженный тем, что на него не обращают внимания и постоянно ерзают, спрыгнул с колен. Он терпеть не мог, когда человек сидит за компьютером и использует пальцы, чтобы стучать по клавишам и водить мышкой, вместо того, чтобы чесать ему голову. По его мнению, это была пустая трата вполне пристойной пары рук, так что он удалился на поиски Оливера.

С Догэном ей повезло больше; его главный труд, «Сёбогэндзо», или «Сокровищница глаза истинной дхармы», имел рейтинг на Амазоне, хотя и далеко не такой, как у Пруста. Конечно, он жил в начале тринадцатого века, и Пруст был нам ближе почти на семьсот лет. Когда она запустила поиск на «временное существо», оказалось, что это выражение — часть названия одиннадцатой главы «Сёбогэндзо» в английском переводе, и ей удалось обнаружить несколько переводов, снабженных комментариями. Древний учитель дзэн обладал сложными и исполненными тончайших нюансов взглядами на время, которые она нашла поэтичными, но довольно туманными. «Время — само по себе существо (сущность), и всякое существо — это время… По сути, все во Вселенной связано самым тесным образом, подобно моментам времени, непрерывным и разделенным».

Рут сняла очки и протерла глаза. Отпила глоток чаю; в голове у нее все еще теснились вопросы; она даже не заметила, что чай совсем остыл. Кто такая эта Нао Ясутани и где она теперь? Конечно, она ни разу не сказала прямо, что собирается совершить самоубийство, но это явно подразумевалось. Может быть, она сидит где-то на краю кровати, стиснув в руках упаковку таблеток и стакан с водой? Или пресловутый хентай успел добраться до нее раньше? Или, может, она приняла решение не кончать жизнь самоубийством и все равно сгинула во время землетрясения или цунами — хотя в этом предположении смысла было немного. Цунами случилось в Тохоку, в Северной Японии. Нао писала в кафе с горничными в Токио. Но что она вообще делала в кафе с горничными? «Фифи»? Звучит как название борделя.

Она откинулась на спинку стула и стала глядеть в окно на крохотный кусочек горизонта между двумя высокими кронами. «Сосна есть время», — писал Догэн, — «и бамбук есть время. Горы есть время. Океаны есть время…» Темные тучи низко висели в небе, нижний край почти неразличим на фоне тусклого, недвижного моря. Цвет орудийного металла. На той стороне Тихого океана лежали истерзанные берега Японии. «Если время исчезнет, горы исчезнут и океаны исчезнут». Может, девочка где-то там, в этих бесконечных водах — труп уже разложился и волны разносят остатки?

Рут взглянула на пухлый красный томик, на потускневшие золотые буквы, оттиснутые на обложке. Он лежал поверх толстой неряшливой стопки заметок и страниц черновика, из которой во все стороны торчали разноцветные закладки и прочие материалы в измятом виде. Стопка являлась плодом ее почти десятилетней работы над воспоминаниями. Действительно, `A la recherche du temps perdu. Не будучи в состоянии закончить очередной роман, она решила вместо этого написать о годах, которые она провела, ухаживая за матерью, страдавшей синдромом Альцгеймера. Сейчас, глядя на стопку, она ощущала только быстро подкрадывающуюся панику при мысли о собственном утраченном времени, о безнадежной путанице в черновиках, и о работе, которую следовало проделать, чтобы привести все это в порядок. О чем она только думала, тратя драгоценные часы на чью-то чужую историю?