Проверьте все образы зверей в «Книге джунглей» (в нашем театре это спектакль «Маугли»). Тигр Шерхан – эгоцентрик, расист в полном смысле слова, его кредо: Маугли – не волк, не зверь, а человек – значит, его надо съесть; это закон крови. А вот ответ Ракши, приемной матери Маугли: «Он сосал мое молоко, я стала его матерью, а он моим сыном и братом моих волчат» (это антирасистский закон члена коллектива). Проверьте дальше: Балу – это не просто медведь, это учитель и хранитель законов, а Багира – это не просто черная пантера, это смелый друг, носительница справедливости («Ради маленького человека, освободившего меня из клетки, я предлагаю выкуп за этого детеныша»). Шакал Табаки – это предатель.
Это рассказ не про зверей, а с помощью зверей, басенно, то есть иносказательно, про людей.
Вот почему и не получилась «Книга джунглей» у такого талантливого английского кинорежиссера, как Корда. Он снял настоящих живых зверей. Естественно, что он вынужден был лишить их дара речи. Технически можно «вложить» человеческий голос в раскрывающуюся пасть живого волка. Но это получится настолько эксцентрично и глупо, что может показываться только в цирке (что и делается с «говорящими» цирковыми собаками с приставной нижней челюстью). Корда не мог себе этого позволить. Ведь повесть о Маугли – не цирковой аттракцион. А настоящий (не кукольный) живой питон или живая (не кукольная) пантера говорить не могут. Представьте себе, что было бы, если бы в вашу комнату вошла кошка и сказала: «Здравствуйте». Кто-то из вас сошел с ума, и, вероятно, не кошка.
Вот и получилось у Корда, лишившего зверей «права голоса», права высказывать свои идеи и взгляды, не киплинговское романтическое, «басенное» иносказание, не показ человеческого общества и человеческих характеров, ассоциирующихся с характерами животных, а просто человек среди зверей. Иначе говоря, получился «Тарзан».
Ставя «Каштанку», мы совершили прямо противоположную ошибку.
Да, наша «Каштанка» имела успех. Но не
Наличие настоящей собаки, которая не могла бы быть показана в спектакле «человеческом», не дает никакого права автору инсценировки считать сюжет этого произведения годным для театра кукол. Потому что кукла – не имитация живого существа (все равно – человек это или собака), а предельно собирательный образ, типизированный до степени иносказания.
Глава шестая
За ошибки надо расплачиваться
Но не только «Каштанка» отвечала моему негативному кредо: «в театре кукол нужно ставить только то, что нельзя поставить в театре человеческом». Ведь этому же условию отвечает «Затерянный мир» Конан-Дойля. К счастью, мы его не поставили. А собирались ставить, объясняя это тем, что нами могут быть показаны всякие доисторические животные, которых нельзя показать в обычном театре.
Да, нельзя, но и в кукольном тоже нельзя, хоть это и фантастика. Нельзя потому, что это не сказочная фантастика, не иносказательная, а научная. Змей-Горыныч или ведьма на метле – не птеродактили. Они, безусловно, не настоящие. Они собирательные образы зла, а вот птеродактиль совсем не собирателен. Хоть его и нет, но он был. Он настоящий. Змея-Горыныча можно изобразить, а конан-дойлевского птеродактиля надо имитировать, подделывать, стараясь показать таким, каким он был или мог быть.
Все это я понял много позже и потому, ставя спектакль за спектаклем, совершал ошибку за ошибкой.
«Изобразить» и «показать»
Между понятиями «изобразить» и «показать» есть огромная смысловая разница.
Изобразить лошадь может мальчишка, прыгая галопом по комнате; художник, нарисовав ее на листе бумаги или написав на холсте; скульптор, вылепив ее из глины или вырезав из дерева. Но изобразить лошадь с помощью лошади невозможно. Потому что она уже лошадь. А вот показать можно. Для этого ее нужно только подвести к вашему окну.