Моя подруга – месть

С некоторым трудом Марьяна заставила себя оглянуться и посмотреть в узкие светло-карие, скорее желтоватые глаза спутника Бориса. Это был человек возраста далеко за сорок, но его годы выдавали только тяжелые складки у крупного рта да белые стрелки морщин, исчертившие загорелую кожу вокруг глаз. Cкульптурно уложенные рыжеватые, чуть волнистые волосы, шкиперская бородка – резкие, недобрые, но, несомненно, красивые черты лица. Богатырские плечи, узкие бедра, мощные ноги. Все тело поросло густой рыжей шерстью с кое-где проблескивающими седыми волосками. Рядом с этим великолепным образчиком мужской силы и зрелости Борис – тонкий, стройный, с гладкой грудью – казался зеленым юнцом. Вообще он как-то ненормально молодо выглядит, сообразила Марьяна. Если ей сейчас двадцать пять, ему должно быть двадцать восемь. Но больше двадцати не дашь этому ухоженному, накрашенному «фараону». Конечно, это не может быть Борис! Однако его глаза… Они отнюдь не юношески-безмятежны. Ого, сколько там клубится всего, в их миндалевидной тьме! Борис – нет, не Борис… Борис! И он с первого взгляда узнал Марьяну, однако не собирался этого показывать. Что ж, она тоже сделает вид, будто видит его впервые.

– Ты что же, русского языка не понимаешь?

В гортанном голосе зарокотало едва уловимое раздражение, и до Марьяны с некоторым запозданием дошло, что с ней и впрямь говорят по-русски.

Ничего себе! Правда что – русские идут. Держитесь, фараоны. Сперва князь Васька, теперь этот. Кто же он по национальности? Светлые волосы, довольно светлая веснушчатая кожа. Не араб, разумеется. И при всем при том не европеец. Что-то в нем есть восточное. И этот акцент… Так говорят кавказцы, вот оно что! Грузин, азербайджанец, выкрасивший волосы в рыжий цвет? На всем теле-то? Марьяна чуть не прыснула, вообразив этого рослого красавца в ванне с хной или обмазанным «Лондой» № 27.

Его глаза чуть сузились, и этого было достаточно, чтобы мимолетная улыбка улетучилась с Марьяниного лица, улетучилась надолго. Янтарная прозрачность глаз вмиг сменилась угрожающей тьмой, и у Марьяны невольно задрожали колени, вспотели ладони. Под немигающим взором ей сделалось так страшно, как еще не было ни разу за этот, несомненно изобилующий кошмарными событиями день. Сказать по правде, так страшно, как сейчас, ей не было никогда в жизни.

«Только бы не заплакать!»

Жалкие остатки распадающегося на части достоинства кое-как удалось собрать в горсточку и с его помощью вопросить:

– Что все это означает? Извольте объясниться!

– Ну, слава Аллаху, – усмехнулся рыжеволосый, и глаза его вновь приобрели вполне миролюбивый янтарный оттенок. – А то я боялся, что мои удальцы у вас начисто разум отшибли. Надо надеяться, вас не тронули? Инструкции были даны самые строгие. Так что одно ваше слово…

За Марьяниной спиной быстро и коротко не то вздохнул, не то всхлипнул Абдель, и, даже не оглядываясь, она уловила тугую волну исходящего от него страха. Он смертельно боялся этих прищуренных глаз, этого негромкого голоса…

У Марьяны отлегло от сердца: все-таки она не последняя трусиха, в этой комнате есть некто, кому гораздо страшнее, чем ей. Глупая гордость, конечно, а все-таки.

Велико было искушение заложить немытого Салеха, а за компанию с ним – и Абделя, однако та же идиотская гордость заставила процедить сквозь зубы:

– У меня ни к кому нет претензий.

В следующую секунду Марьяна яростно пожалела об этих словах. Она чувствовала, что рыжий не потерпел бы непослушания. А значит, после жалобы количество ее похитителей и охранников мгновенно уменьшилось бы на две изрядные боевые единицы.

Однако слово, всем известно, – не воробей, момент был упущен, и рыжий милостиво кивнул:

– Я доволен тобой, Абдель. Служи дальше.

– О мой господин… – Вздох Абделя сопровождался чуть ли не благоговейным рыданием, и Марьяна не сдержала скептической ухмылки.

– Он не так благочестив, как Биляль, но, бесспорно, человек верный, – снисходительно промолвил рыжеволосый. И поняв, что смысл метафоры ускользнул от Марьяны, счел нужным пояснить: – Биляль, по происхождению эфиоп, согласно нашим преданиям, был первым муэдзином – то есть служителем мечети, призывающим верующих на молитву.

– Я знаю, кто такой муэдзин, – глухо отозвалась Марьяна, вспоминая все, что ей было на сегодня известно о благочестии Абделя.

– О да, я наслышан, что нянюшка – весьма образованная девочка, – с улыбкой глядя ей в глаза, произнес рыжеволосый, и Марьяна вздрогнула от изумления: от кого, скажите на милость, ему известно о «нянюшкиной» образованности?

Мгновенный взгляд, брошенный на Бориса, поймал чуть заметное досадливое покачивание головы: нет, не я, словно бы уверял Марьяну тот.