Моя по всем статьям

Самым смешным оказалось то, что через два часа я действительно снова зашла в подъезд. Ругала себя за то, что не поехала к Вале, за то, что не вернулась сразу и за то, что не сняла комнатёнку в каком-нибудь убогом хостеле. Хотя бы ради того, чтобы дать Арду понять – так, как хочет он, не будет. И подчиняться ему я не стану.

Только Вале я так и не позвонила. Что она скажет мне? Что я дура? Что нужно было вернуться и не строить из себя невесть какую сильную и независимую. Что моя «зависимость», ничего не подозревая, возится с усатым Тёмой, а я просто-напросто не могу принять, что никуда уже от Рихарда не денусь. Не денусь.

На этот раз в квартире стояла полнейшая тишина. Света в коридоре не было, и я, включив его, поставила на тумбочку пакет со свежим, купленным в кондитерской возле дома, лимонным рулетом. Раньше никогда не бывавшая в Питере, за несколько дней я полюбила его всем сердцем. Полюбила его переменчивую погоду, низкое небо и эти самые кондитерские со свежим хлебом и кофе на вынос.

– Господи, – прошептала, войдя на кухню.

Ард стоял в углу, возле раковины, и я сперва его не заметила.

Руки его были сложены на груди, лодыжки скрещены. Я остановилась в непонятной нерешительности. Голос пропал, как и слова.

Усилием я заставила себя вынырнуть из странного дурмана.

– Где соседи?

– В отпуск уехали.

Я выразительно посмотрела на Арда. Покачала головой и бросила пакет с рулетом на стол. Почему я даже не удивлена?

– Удивительное совпадение, – выговорила едко.

– Сам поражаюсь, – Ард подошёл и опустил ладони мне на бёдра.

Я поджала губы, коротко выдохнула, глядя на него снизу-вверх. Он погладил меня кончиками пальцев над поясом джинсов. Молча. Может быть потому, что не считал нужным говорить, а может у него, как и у меня, не было слов. Хотя последнее было сомнительным.

Нити между нами натянулись.

– Ты бросила меня у алтаря, – его голос был низким, бархатным. Вроде бы, полушутка, да только ни он, ни я не улыбнулись.

– Заслужил.

– Заслужил, – согласился он.

И опять ни намёка на улыбку. Только пальцы были уже не у края ткани, а выше. Молчание затягивалось. Нити, ведущие от моего сердца к его, были всё так же натянуты, а в воздухе сгустилась недосказанность.

Рихард медленно перевёл взгляд на стол. Взял пакет. Второй рукой – меня за запястье. Потянул к комнате. Я сглотнула, зная, что будет дальше. Смятая простынь, огонь в чёрных зрачках и я, подвластная ему.

Но раздевать меня, как мы оказались в комнате Рихарда, он не принялся. Дверь балкона была раскрыта, ветерок шевелил лёгкий белый тюль. Увидев накрытый столик, я с вопросом покосилась на Арда.

– Десерт будет кстати, – горемычный рулет оказался на белой тарелке у края стола.

Взяв с кресла две подушки, Ард подал одну мне и потянул за собой на улицу.

Балкон был крошечный, узкий. Стоя у стены, я могла достать до бортика. Точно так же, как делала это семь лет назад. И низкий пластиковый столик был таким же. И даже подушки, на которых мы сели. Только тогда они были рыжевато-красные, а сейчас сине-голубые.

– Ты помнишь? – Рихард откупорил бутылку яблочного сидра и, наполнив бокал, подал мне.

– Помню, – отозвалась я глухим шёпотом.

Солнце уже село, и ветер стал прохладным. Рихард протянул руку, взял плед и отдал мне. Я взяла. Молча развернула и накинула на плечи. Я помнила и наш первый ужин на балконе крохотной комнаты, и сидр из кислых яблок из домашних запасов мамы Арда. И приготовленный им ужин я тоже помнила. Маленькие рулетики с авокадо, сыром и ветчиной. Они разваливались, и есть их приходилось, держа тарелку у подбородка.

– Времена стали другими, – грустно улыбнулась, когда Ард положил передо мной несколько почти таких же. Только приготовленных не дома, судя по логотипу на лотке, из которого он их достал. Подняла взгляд.

– Мы тоже другие, Ард. Зачем прошлое, если есть настоящее?

– Разве это прошлое?

Я пригубила сидр. Может, он прав? Взяла рулетик пальцами и откусила. Кусочек авокадо вывалился, я попыталась подхватить его, но не успела. Он упал на тарелку. Рихард протянул руку через стол и дотронулся до моей нижней губы.

– Ты всегда была тем ещё поросёнком.

– А ты скотиной, – не замедлила ответить я.

– Только что ты сказала, что мы другие, – улыбнулся он самыми уголками губ. – Выходит, не такие уж и другие.

Я вздохнула. На сердце у меня неожиданно стало очень светло и в то же время грустно. Больно и грустно. Я посмотрела сквозь прутья балконной решётки на двор, на клочок асфальта внизу. Когда-то на точно таком же клочке остановилась машина. Я стояла на балконе и смотрела на прижимающуюся к Рихарду женщину, понятия не имея, что в этот момент наши жизни расходятся.

– А знаешь… – я провела пальцами по краю тарелки. – У тебя вышло вкуснее. Ты ведь приготовишь рулетики, когда мы вернёмся?