Моя первая любовь

Я? Нет, никогда! Ведь скоро уезжать… Ничего страшного, легкое увлечение… развлечение…

Я дышала ночью, ее звуками и запахами, и внутри меня была ночь — жаркая и темная. Она начала отсчет, было без каких-то минут три.

Утро и весь вожделенный третий день я готовилась, использовала все доступные мне средства: вымыла голову, тщательно продумала свой наряд, распотрошив содержимое чемодана, привезенного с собой. Наконец после долгих раздумий и примерок я остановила свой выбор на совершенно неприличной красной кофточке, открытой со всех сторон, и узкой джинсовой юбке. Все это я выгладила старым бабушкиным утюгом, ежесекундно рискуя. Характер утюга был непредсказуем. Он гладил только в одном положении, когда был на «максимуме», но в том-то вся и беда, утюг разогревался докрасна, и, чтобы его остудить, приходилось выдергивать шнур из розетки. Я страшно нервничала, но мне все-таки удалось сладить и с утюгом, и с юбкой.

К вечеру меня уже изрядно лихорадило, и это мешало довести макияж до того завершающего штриха, который обязан был превратить меня из обычной молоденькой девчонки в искушенную жизнью роковую деву.

Ровно за час до назначенного времени я была готова, оставалось только нервничать и ждать телефонного звонка. Он ударил по моим напряженным нервам, как электрический разряд на влажную кожу. Правда, мне хватило самообладания лениво протянуть в трубку:

— Да-а? Это я… Помню… Да, мы скоро будем. — Я почти умирала. Ни в чем не повинная трубка полетела на рычаг, я метнулась вон из дома, кинув бабушке обычное и никогда не выполняемое «буду не поздно».

С Натальей встретились на углу моей и ее улиц. Взялись под руки. Возбужденные, мы то и дело ускоряли шаг, но, спохватившись, одновременно сбавляли темп и всю дорогу судорожно похихикивали.

— Надо опоздать, — все время твердила я, — хоть на несколько минут. Надо опоздать…

Подруга соглашалась со мной, поэтому мы уселись на скамейку у вокзала, стараясь высидеть хоть немного из этих самых минут. Мы обе твердо помнили: знающие себе цену девушки всегда опаздывают.

В итоге нам это удалось. Мы подошли к дому, где жила бабушка Вадика, спустя десять минут, после назначенных шести часов вечера.

Дом был двухэтажный. В квартире у Вадиковой бабушки даже балкон имелся. На этом балконе я и увидела поджидавших нас ребят: Герку, Вадика и Геркиного закадычного дружка Ваську. Кавалеры принарядились ради такого случая: Герка надел костюм с галстуком. Но мой взгляд был прикован к Вадику. Он стоял у самых балконных перил и, увидев нас, слегка наклонился вперед, что-то крикнув о нашей непунктуальности. Но не это сейчас волновало меня; я остановилась как вкопанная, в голове словно сложилась не дававшая покоя головоломка, я узнала незнакомца из своего зимнего сна.

Наталья дернула меня за локоть, помахала в ответ ребятам и ответила, что начальство не опаздывает, а задерживается. Не слишком умно, но все же лучше, чем ничего.

Мы вошли в темный подъезд и поднялись на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице. Дверь справа открылась, Герка заметил первый:

— Красный верх, синий низ; вы что, договорились?

Одетый в велюровый батник цвета спелой вишни и синие джинсы Вадик сострил:

— Нет, мы почувствовали друг друга.

Пили сухое вино, танцевали, а потом Вадик взял гитару и спел о цветах, которые он положит под окнами у любимой в полночь, а сам тихо удалится, чтобы она на заре нашла эти цветы…

Он пел и смотрел на меня, а мне казалось, что это он так объясняется мне в любви, словами чужой песни.

Выпитое вино отпустило мою разбушевавшуюся фантазию, я таяла в лучах бездонных бархатных глаз, как кусок сахара в свежезаваренном чае. Сомнений больше не было — я влюбилась.

В моем распоряжении было что-то около месяца, в конце августа я должна была уезжать домой: ждал выпускной класс. То есть времени почти не оставалось.

На следующий день Наталья предложила вместе с ее родителями поехать на Дон. Дальновидные родители решили собрать нашу гоп-компанию и посмотреть, кто и что может угрожать их дочери. Разумеется, никто не отказался, и наша пятерка в прежнем составе погрузилась в служебный «уазик» Наташиного отца. Меня, как самую легкую и маленькую, решено было посадить на колени. Понятно, чьи колени я предпочла! Но мой возлюбленный через несколько минут принялся стонать, что ему тяжело и жарко и затекли ноги. Благородный Герка тут же пересадил меня к себе, а освободившийся от тяжелой ноши Вадик всю дорогу балагурил с нами, смешил родителей и всячески развлекался. Видимо, удовольствие от поездки получили все, кроме меня. Но я упорно не желала сдаваться.

На пляже мы пробыли недолго: успели несколько раз искупаться, попытались построить замок из песка — вот и все. Не считая того, что Вадик заговорщически рассказывал нам о монастыре, выдолбленном прямо в меловой горе и чудом сохранившемся; о том, как неплохо было бы сходить туда. Еще они вспоминали с Геркой каких-то девчонок, которых водили в пещеры. Они смеялись одним им известным подробностям того похода, и в конце концов Вадик пообещал на днях показать нам то, что осталось от монастыря.