— Замолчи! — мать отрывает заплаканное лицо от ладоней. — Максим, замолчи!
— Кристина, мы должны…
— Нет! — вопит. — Нет!
— Время пришло, — шепчет.
Я перевожу взгляд с него на нее и с нее на него. Это будто происходит не со мной. Я как будто стою и смотрю на все это со стороны.
На женщину, которая горько плачет и сползает спиной по стене.
На мужчину, который не обращает на ее слезы внимания и делает еще один шаг ко мне.
«А обычно он ее обнимает и утешает, когда она плачет», — вдруг проносится в голове.
— Миша, — голос мужчины проникает в уши эхом. Прикосновение его руки к моей заставляет меня оторвать взгляд от рыдающей женщины и посмотреть на него. — Миша, мы с мамой тебя очень любим. Ты же знаешь это?
Я не отвечаю. Ведь это все не со мной.
— Миша, сынок, — продолжает, крепко сжимая мою ладонь. — Мы… — запинается. — Мы не твои настоящие родители. — Он набирает полную грудь воздуха. — Мы усыновили тебя.
В эту секунду женщина издает истошный вопль.
— А? — только и могу выдавить.
Громкий хлопок двери, и я спиной, затылком, кожей чувствую
— Всем привет! —
Мужчина продолжает держать мою руку в своей, по его щеке скатывается одинокая слеза. Женщина у стены продолжает рыдать белугой.
— Миша, это ничего не меняет. Ты наш сын, несмотря ни на что, — тихо говорит он.
Я выдергиваю руку и отшатываюсь назад.
— Что случилось? — обеспокоенно оглядывает нас всех. — Пааап, — она подходит к нему. — Папа, что произошло? — ее голос срывается.
Для
Делаю еще шаг назад. И еще.
Мужчина не отвечает на ее вопрос. Женщина у стены продолжает громко плакать. И тогда ОНА поворачивается ко мне.
— Миша, — направляется в мою сторону. — Миша, что произошло?
Я продолжаю пятиться назад. Смотреть на нее и пятиться назад.
— Миша! — онауже тоже срывается на плач.
Это со мной.
Осознание сказанных мужчиной слов вонзается в грудь смертельными пулями. Душа кричит и истекает кровью. Воет раненным зверем. Умирает.
Я останавливаюсь, уперевшись спиной в какой-то предмет. Она подходит вплотную, не сводя растерянного взгляда с моего лица.
— Меня усыновили, — хриплю не своим голосом.
Она делает глубокий глоток воздуха через рот и уже через секунду обнимает меня.
— Миша… — выдыхает мое имя. — Все будет хорошо. Я с тобой, слышишь?
Ее щека касается моей щеки. Запах айвы проникает в ноздри и доходит до нервных окончаний.
И тогда просыпается гнев.
— Я… тебя… ненавижу… — шепчу ей на ухо и в ту же секунду силой отшвыриваю к стене.
Глава 38. Чужая жизнь
Лиза отлетает к шкафу в коридоре, и я будто на собственной шкуре чувствую физическую боль от ее удара. Первый порыв — броситься к ней, но я сдерживаю себя. Она зажмуривает глаза и сгибается пополам, издавая стон.
Пользуясь этой секундной заминкой, я стремительно направляюсь в свою комнату. Но как только я переступаю ее порог, на меня начинают давить стены. Спальня будто уменьшается в размерах, захватывая меня в тиски. Я трясу головой, чтобы прогнать это ощущение. Ноги еле держат, и я хватаюсь рукой за письменный стол.
Медленно обвожу глазами комнату, в которой я вырос. Вдруг резко все начинает казаться чужим. Я прожил в чужой комнате, в чужой квартире, с чужой семьей.
Я прожил чужую жизнь.
Мне даже мое тело начинает казаться чужим, и появляется сумасшедшее желание содрать с себя кожу. Если бы это было возможно, клянусь, я бы сделал это незамедлительно. Содрал бы с себя скальп, а затем и весь кожный покров.
Хочется быстрее убежать отсюда. Подальше от этой чужой жизни и никогда в нее не возвращаться.
Я подхожу к кровати и достаю из-под нее спортивную сумку, с которой раньше ездил на соревнования по каратэ. Открываю шкаф и начинаю быстро снимать одежду с вешалок, но через несколько секунд замираю. Смотрю на тряпки в своих руках и пытаюсь понять: я их сам себе покупал или мне их купили
Я ничего от них не хочу.
Швыряю шмотки обратно в шкаф. Глаза цепляются за несколько толстовок и рубашек, которые я совершенно точно купил себе сам за свои личные деньги. Кидаю их в сумку. Быстро перебираю вешалки, отбирая только те вещи, которые были приобретены мною самостоятельно. У мамы, то есть, у этой женщины дурацкая привычка покупать мне, Леше и Ире одежду. До сих пор, несмотря на то, что мы уже взрослые.