Я тихо подхожу к двери и вижу в щель, как Лиза стоит, облокотившись о раковину, в которую бежит вода из крана. Ее плечи трясутся. Плачет.
Хватаюсь рукой за дверной косяк и что есть силы зажмуриваю глаза. Меня рвет на части. Протест рвется наружу, а отрицание реальности уже достигло своего пика.
Глубокий вдох, и я вхожу в ванную.
Лиза вздрагивает. Резко поворачивает на меня заплаканное лицо и тут же становится ко мне спиной, вытирая щеки.
— Что тебе надо? — ее голос звучит глухо.
Я не отвечаю. Не потому что не хочу говорить с ней, а потому что у меня нет ответа на ее вопрос. Я не знаю, что мне надо. Я не знаю, зачем пошел искать ее.
Льющаяся из крана вода нервирует, и я закрываю его. В ту же секунду тишина резко бьет по ушам, и я слышу, как Лиза всхлипывает. Делаю еще шаг и встаю ровно у нее за спиной. Я настолько близко, что чувствую запах ее волос.
Снова проклятый протест. Он судорогой сводит все тело.
Лиза продолжает плакать. Тихо скулит в ладони, плечи дергаются.
— В чем дело, Лиза? — спрашиваю шепотом и разворачиваю к себе.
Я держу ее ладонями чуть выше локтей и жду, что она посмотрит на меня и что-то ответит, но вместо этого Лиза просто утыкается лицом мне в грудь и начинает рыдать еще сильнее. Тонкая рубашка тут же промокает, и я кожей чувствую ее горячие слезы.
Снова протест и отрицание действительности. Снова все кажется ложью.
Эту неожиданную мысль, только что пришедшую в голову, перебивает Лизин голос:
— Обними меня, — тихо просит.
— Что? — я не сразу понимаю ее слова.
— Обними меня, Миша.
Ее просьба настолько неожиданна, что я мгновение стою в ступоре. Впрочем, все происходящее сейчас — слишком неожиданно.
Я веду ладони от ее предплечий к спине и заключаю Лизу в крепкие объятия. Опускаюсь лбом на ее макушку и спешу вдохнуть запах волос.
И это просто наркотик, который за секунду отправляет меня на седьмое небо. Вот так держать Лизу в своих руках и вдыхать ее запах — моя личная, моя персональная нирвана.
Это лучше, чем марихуана, экстази, героин или любой другой наркотик.
Это лучше, чем шоколадное мороженое, клубника со сливками и сладкая вата.
Это лучше, чем прыжок с парашютом, американские горки и формула один.
Это лучше, чем футбол Криштиану Роналду и Лионеля Месси.
Это лучше, чем секс и оргазм.
Это лучше, чем свобода.
Это лучше, чем жизнь.
Это — моя нирвана.
Я нахожусь в каком-то странном состоянии полутранса. Ее запах полностью проник в легкие и пропитался под кожу. И я не хочу останавливать это.
Лиза продолжает плакать. Сейчас даже еще сильнее. А я вдруг понимаю, что первый раз в жизни обнимаю ее. Сжимаю в руках еще крепче.
— Все могло бы быть по-другому, — говорит сквозь слезы.
Ее слова резко вытаскивают меня из транса, и я распахиваю глаза.
— Что могло бы быть по-другому? — мой голос выходит глухим и севшим.
— Если бы мы встретились не так… — всхлипывает. — А при других обстоятельствах… Все было бы по-другому…
Я не понимаю, о чем она говорит. Я вообще ничего не понимаю. Есть только Лиза в моих руках, ее запах у меня под кожей и протест, который разрывает грудь.
Ее рыдания усиливаются. Лиза уже почти кричит, и я понимаю, что это пора останавливать. Хотя я пребываю сейчас, будто в тумане.
Я нахожу в себе силы подхватить Лизу на руки и заношу ее в комнату. Аккуратно кладу на кровать и хочу уйти за успокоительным, но она хватает меня за шею и прижимает к себе.
— Не уходи, пожалуйста, — просит, заикаясь.
— Лиза, тебе надо выпить успокоительное. Я сейчас приду.
Силой снимаю ее руки со своей шеи и пулей бегу на первый этаж. К счастью, ванная под лестницей свободна. Я открываю подряд все шкафчики в поисках аптечки, пока не нахожу необходимый пакет с лекарствами. Высыпаю их на стиральную машину и перебираю таблетки. Успокоительного нет, но есть снотворное. Думаю, подойдет.
Набираю на кухне стакан воды и бегом поднимаюсь к Лизе. Она продолжает рыдать в подушку.
— Выпей, — я аккуратно приподнимаю ее голову и засовываю в рот таблетку. Затем подношу к губам стакан. Лиза послушно глотает.
Вода слегка приводит ее в чувство, она несколько раз громко вздыхает, а затем ложится на подушку. Я сажусь возле кровати и беру Лизу за руку.
Ее грудь еще трясется, но новых слез нет. Лицо красное и опухшее, косметика размазалась. Я слегка улыбаюсь, смотря на нее такую.
— Давай, скажи, что я страшная, как колдуньи из мультиков, — говорит сипло.
Я улыбаюсь еще шире, понимая ее намек.
— Не скажу.
— В детстве ты говорил, что я толстая и страшная, как колдуньи из мультиков.
— Я обманывал.
Лиза не отвечает. Ее веки плавно опускаются, грудь перестает дергаться, а дыхание через несколько минут становится размеренным. Уснула.
Я остаюсь сидеть возле кровати и держать Лизу за руку. И чем дольше я смотрю на ее спящее лицо, тем сильнее пульсирует в висках:
Я вспоминаю все. Как увидел ее первый раз. Как в груди вспыхнул протест:
ОНА МНЕ НЕ СЕСТРА.