Моя нечисть

— Расскажи, пожалуйста, эту историю.

— Она грустная, — вздохнула Лера. — Можно сказать, что это настоящая трагедия. Случилось это в прошлом году. Наша сестра, звали ее Лиана, полюбила человека. Она нарушила запрет и стала встречаться с ним. Все лето они провели вместе, а с наступлением холодов она сообщила ему, что расстаются они до весны, что холодное время года будет находиться со своим деревом. Но человек ничего не хотел слушать и похитил Лиану. Он держал ее взаперти и не замечал, как тает она на глазах. Никакие уговоры не могли заставить его вернуть ее в лес, к дереву, которое тоже тихо погибало без своей нимфы. Мы думаем, что мужчина тот сошел с ума от любви к нимфе. А как иначе объяснить его слепоту? Неужто не видел, как Лиана превращается в тень, пока не исчезла совсем?

Когда она готовилась испустить последний вздох, в последний раз попросила любимого отнести ее в лес, к ее дереву. Возможно, в его сознании случился проблеск, но он выполнил ее просьбу. Тут она и испустила последний вздох. Духи тут же забрали ее тело, но, знаешь, что? Я думаю, что частица ее души сохранилась в нем, — Лера снова погладила ствол дуба. — А иначе чем объяснить, что он до сих пор жив?

— А что стало с тем человеком?

— Сначала он совершенно обезумел от горя, когда ему не разрешили даже похоронить любимую по-человечески. Хотел срубить дерево, но дриады помешали ему это сделать. Тогда он ушел. Духи принесли нам вскоре известие, что умер он от разрыва сердца, не выдержал разлуки с любимой.

Мне его жалко, — совсем тихо и печально закончила Лера. — Хоть я и не имею право жалеть его за то, что сотворил.

— Мне тоже жалко, — как эхо, откликнулась я.

Я его понимала гораздо лучше. Людям не свойственны настолько сильные переживания. Не такая тонкая организация у человеческой души, в отличие от нимфы. Но и этого я не стала объяснять Лере, не надеясь на взаимопонимание. Внутри меня поселилась грусть, которую я не могла прогнать, как не пыталась.

Попрощавшись с Лерой, я отправилась домой. По пути набрала грибов, не рассчитывая, что кто-то позаботится о моем ужине. Но и тут я промахнулась. У шалаша меня ждала корзина с большим куском вяленого мяса и пучок зелени. На кухне я обнаружила внушительных размеров мешок с картошкой.

Оглядывая собственные припасы, я внезапно разревелась — так плохо мне стало. Я поняла, что Иван и дальше будет проявлять заботу, была благодарна ему за это, но точно знала, что он станет прятаться от меня. И это разрывало мне сердце, потому что невозможность видеть его сейчас казалась мне самым суровым наказанием.

И потекли «мои дни без Ивана», так я назвала свое унылое существование. Каждый из этих дней был похож на предыдущий и последующий, как брат-близнец. Утреннее пробуждение, завтрак, прогулка к озеру, водные процедуры, немного поболтать с дубом и снова домой. Нет, конечно, все это время мне не давали скучать. На озере меня развлекал дед Макар. Он даже познакомил меня с одной из своих дочерей — русалкой Машей. Очаровательное создание, непосредственное до безобразия. При первом же знакомстве она заявила, что волосы у меня слишком блеклые и кожа бледная. Предложила даже достать специальные водоросли со дна озера, чтобы придать мне соответствующую волшебную раскраску, от чего я гордо отказалась. Пришлось объяснять ей, что в моем мире далеко не все такие красивые, как у них тут, что у нас все люди разные, и это считается нормой. Она сначала слушала, открыв рот, а потом принялась расспрашивать меня о моей жизни в мире людей. С тех пор она не давала мне проходу. Стоило только появиться у озера, как она выныривала с глубин и крутилась возле меня, заставляя рассказывать о себе и о людях.

— Эх, хорошо-то как! — ложилась Маша спиной на воду и смотрела в небо. — Мне бы так…

Бродить по асфальту, ездить на автобусе… Сколько романтики в твоей жизни!

По началу я еще пыталась ей объяснить, что никакая это не романтика, а наоборот — асфальт — вынужденная мера, выхлопные газы отравляют воздух… Но она даже не слушала меня, и постепенно наше общение свелось к моим рассказам и ее восхищенным возгласам. Но кое-какую выгоду я все же из него извлекала — лучше Маши никто не делал прически из озерных сестер.

Каждый день она мне плела на волосах замысловатые узоры. Из озера я выходила, как из салона красоты. Сама на себя не могла налюбоваться в отражении воды.

Иногда, когда становилось совсем грустно и тоскливо, я мысленно призывала Любаву. Ее общество неизменно действовало на меня целебно. Мы просто разговаривали. Чаще я вспоминала бабушку и рассказывала берегине разные случаи из своего детства, но с каждым днем все отчетливее понимала, что прежде всего рассказы эти нужны мне самой. Только тут, в волшебном лесу, я начинала осознавать, сколько эта самоотверженная женщина значила для меня, какой деликатной она всегда была — объясняла, но не настаивала, помогала, но никогда не навязывалась.

Только сейчас до меня стало доходить, насколько мне повезло в жизни, что после смерти родителей не осталась сиротой и получила самое лучшее воспитание и заботу.