Моя навсегда

Глава 23 Гадалка взяла деньги и нагадала неизвестность

Обратный отсчет. До дня «Х» осталось 437 дней

Он стоял передо мной на четвереньках, с моей гигиенической помадой в руке. Так и стоял – по-собачьи – и смотрел, словно его вдруг отключили и перевели в автономный режим. Я сидела – в шлеме с поднятым вверх визором, в Митькиной кожанке, нелепая пародия на мотоциклиста.

– Ну чего пялишься? – спросила я, наконец обозлившись.

Митька вздрогнул, сменил позицию – подсел ко мне на бордюр, но по-прежнему не говорил ни слова. Герасим и Муму, честное слово. Потом вдруг откашлялся, словно ему в горло попал килограмм тополиного пуха.

– Ребенок?

– Я беременна, Мить. Понимаешь, все. Шутки кончились. Я жду ребенка.

– Ребенка?

– Черт, ты как попугай! Не твоего же ребенка, что ты реагируешь так, словно я с тебя алименты требую?

Я пыталась содрать с головы шлем, но он там застрял, какие-то крепежи не поддавались, и я чувствовала себя клоуном. Митя подтянулся, нажал на что-то, и шлем легко слетел. Только тут он посмотрел мне в глаза. Бесконечная усталость. Мы бежали, но ни от чего так и не смогли убежать. Вот мы – снова здесь, в металлическом кубе-ловушке, окруженном такими же кубами-ловушками, из которых нет выхода. И мы не умнее других.

– Зачем ты мне это говоришь? – наконец спросил он.

– Логичный вопрос, Мить. Я не знаю, честно. Наверное, некому больше, – бросила я и выдохнула с облегчением, когда он так и не спросил, отчего же я не рассказала об этой новости счастливому будущему отцу.

Это тоже был логичный вопрос, я задавала себе этот вопрос уже две недели. Каждое утро, в ванной, пока чистила зубы – три минуты, не меньше, Дмитрий внимательно следил за этим – я смотрела на себя в зеркало и думала, что скоро вот тут же, в этой ванной я буду стоять рядом с ребенком, и мы с ним будем чистить зубы. Три минуты, не меньше. И настанет день, когда ребенок вырастет и попытается убить своего отца, к примеру, зарезав кухонным ножом. Поэтому я молчала, и молчание начало пожирать меня, как лангольеры из книги Стивена Кинга. Но как объяснить такое Мите Ласточкину?

– Ты будешь рожать? – спросил он, и вдруг сам испугался и затараторил, что это просто вопрос, просто его мнение, что он ничего такого не имел в виду…

Я его остановила.

– Я не против абортов, если хочешь знать, – сказала я. – Я вообще не думала об этом, но теоретически… я не знаю. Я даже не представляю, что он скажет. Я не знаю, чего я боюсь больше – счастливой реакции, или равнодушной реакции, или реакции «ты что, спятила, я не собираюсь проходить через все это снова».

– Если ты потом захочешь от него уйти, он тебя с ребенком ни за что не отпустит, – сказал Митя.

Что-то в его взгляде, что-то новое заставило меня задуматься.

– Ты же знаешь, я не могу уйти от него.

Я выразительно посмотрела, и Митя отвернулся. Могу поклясться, он хотел мне ответить, но не стал. Вместо этого спросил, как ни в чем не бывало:

– Может, пойдем куда-нибудь? Ты голодна?

Я разозлилась.

– Ты что, не понимаешь, он и без ребенка меня никуда не пускает? Но твою мать он сам оставил, разве нет? Может быть, он и меня бросит? – спросила я с надеждой.

– Иногда ты бываешь такой полнейшей дурой, Соня. Такой дурой! – процедил он.

– Ну и ладно, а на дураков не обижаются, значит, и на дур тоже, – попыталась пошутить я.

Митя ничего не ответил, только помог мне встать, и мы докатили мотоцикл до переулка, где его можно было припарковать. Мне нужно было идти домой, Митька пошел меня провожать. Нужно было вернуться, пока Дмитрия еще не было дома. Моя одежда была заляпана, на моей голени сиял ожог, как доказательство моей вины.

Моей попытки побега, которая, кажется, сошла мне с рук. По крайней мере, в тот раз.

Дмитрий пришел поздно, уставший, разговорчивый, в хорошем настроении. Я с сожалением призналась, что разбила дорогой чайник, но он только чмокнул меня в нос и сказал, что туда ему и дорога, купим новый. Доктор Джекил улыбался, пил ряженку вместо чая и спрашивал, не хочу ли я смотаться на выходные в Сочи. Море пойдет мне на пользу, я слишком бледная. А до Сочи лететь – всего ничего, буквально час или полтора, не успеешь даже книжку прочитать. У него как раз намечаются свободные выходные.

Я улыбалась и кивала. Конечно, можно поехать. Или наплевать на все и остаться дома, выкинуть все телефоны, никого не пускать, провести все выходные голыми. Дмитрий хохотал и говорил, что такой план ему нравится куда больше. Когда он снова становился таким, я начинала грезить наяву, мечтать о несбыточном и улыбаться, засыпая в его руках. Когда он был таким, мы занимались любовью с неистовством и изобретательностью молодоженов в медовый месяц. Ночью он шептал мне, как сходит с ума по мне, по моей заднице, по моей груди. Он умел говорить так, словно раздувал печь из тлевших угольков. Я разгоралась и полыхала, и хотела, чтобы он был и грубым, и прямым. Тихая, яростная битва, в которой мы побеждали друг друга с переменным успехом, а потом изматывались и оба погибали – до утра.