Моя навсегда

С замирающим от страха сердцем Элизабет спешилась и подошла к Иден. Схватив сестру за плечи, Бет перевернула ее на спину и, увидев, что одежда Иден насквозь пропитана кровью, снова закричала. Спрыгнув с лошади, Питер присел на корточки рядом с истерически рыдавшей женой и постарался справиться с отчаянием.

Кольцо огней окружило Иден и Себастьяна, и это окружение на бешеной скорости прорвал Талли Рандолф. Возвращаясь из лагеря генерала Вашингтона, он тоже услышал выстрелы и душе раздирающий крик. Увидев в свете фонаря страшную рану Себастьяна и окровавленную Иден, Талли на мгновение замер, затем одним махом соскочил с коня и, расталкивая всех, кинулся к Сейберу.

— Их нужно отнести в дом. Приготовьте постели, побольше горячей воды и бинтов. Вызовите доктора Кертиса из лагеря Лафайетта, — приказал он парализованным ужасом слугам. — Пошевеливайтесь! Нельзя терять ни секунды!

После того как слуги разлетелись, словно вспугнутые перепела, Талли склонился над Себастьяном и, взяв его на руки, как дитя, понес к лошади. Увидев, что Рандолф согнулся под тяжестью Себастьяна, Питер пришел ему на помощь. Взгромоздив раненого к себе па лошадь, Талли печально смотрел на мертвенно-белое в лунном свете лицо. А ведь еще совсем недавно он был полон сил, вел рискованную игру со смертью… А этот бедный, слишком много выстрадавший ангел? Талли перевел взгляд на Иден, лежавшую на руках у Питера.

Элизабет держала безжизненную руку сестры и не могла унять лившихся ручьем слез. Несправедливо, если Иден, такая добрая и отзывчивая, погибнет столь молодой, она не причинила вреда ни единому живому существу, была для всех олицетворением щедрости и благородства. К моменту, когда мрачная процессия достигла дома, Бет удалось собраться и взять на себя командование — как сделала бы Иден на ее месте.

— Положите их в нашу постель, — распорядилась Элизабет.

— Вместе, на одну кровать? — Питер с сомнением взглянул на жену. — Не думаю, что это прилично.

— К черту приличия, — отмахнулась Бет. — Их жизни ценнее, чем репутации. Я должна круглосуточно их наблюдать.

Бережно положив Себастьяна на кровать, Талли стащил с него испачканные куртку и рубашку.

— Боже милостивый, — нахмурившись, прошептал он при виде рваной раны на его груди.

Бет, не подумав, тоже устремила взгляд на рану и тут же побледнела и пошатнулась. Нет, сказала она себе, она не потеряет сознания, она не имеет права сейчас падать в обморок!

— О Господи! — простонала Мэгги, появившаяся в дверях с ведром воды и бинтами, и дрогнувшей рукой расплескала воду на бельгийский ковер.

Веки с густыми ресницами дрогнули, и Себастьян приоткрыл серебристо-серые глаза.

— Отдыхайте, ваша светлость. Я позабочусь о вас, не сомневайтесь.

— Где Иден? — едва слышным шепотом спросил Себастьян.

— Рядом с вами, там, где ей положено быть.

Глаза снова закрылись. Словно собираясь с силами, чтобы еще что-то сказать, он сделал глотательное движение.

— Позови священника…

— Вы хотите прямо сейчас пригласить сюда пастора, ваша светлость? — вздрогнув, переспросил Талли.

— Да… сейчас…

Он снова провалился в забытье, а Талли, забрав из дрожащих рук Мэгги воду и бинты, распорядился, чтобы она послала кого-нибудь в лагерь Лафайетта за пастором.

— Он зовет священника? — Глаза Мэгги округлились от ужаса. — О Боже, Боже милостивый!

Экономка так и застыла на месте, и Талли пришлось повернуть ее к двери. Затем он намочил тряпку и принялся промывать рану. Пока Талли ухаживал за своим другом, Бет, не отрываясь, смотрела на бледное лицо сестры и дрожащей рукой ощупывала шишку размером с гусиное яйцо на ее голове. Какой потерявший человеческий облик негодяй мог наброситься на Иден? Не верилось, что кто-то мог причинить ей вред. Но кто бы это ни был, он заслуживал, чтобы его отравили, застрелили, закололи и повесили!

— Где больные?

— Здесь, — откликнулась Бет на доносившийся из холла голос доктора Кертиса. — Я знаю, у вас был тяжелый день, вы провели его на передовой, — виновато улыбнулась она, — но, боюсь, впереди у вас еще много работы. — Она жестом указала на кровать.

Усталые глаза доктора широко раскрылись при виде Себастьяна и Иден, и, решительно отодвинув всех с дороги, он направился к ним.

Питер и Талли неохотно покинули бывший танцевальный зал. Бет ни за что не хотела оставлять сестру, боясь, что, возможно, последний раз видит ее живой, но доктор Кертис выпроводил и ее. Не переставая плакать, Элизабет позволила мужу отвести себя в гостиную и взяла налитый им бокал бренди. Выпив, она тут же потребовала еще, но после третьей порции Питер воспротивился.

— По-моему, достаточно, — заявил он.

— Я еще все соображаю. — Бет взглянула на мужа стеклянными глазами. — Мне нужно забыться.

Когда Питер в нерешительности взглянул на бокал, вмешался Талли:

— Дайте ей, сколько она захочет. Бывают случаи, когда не думать и не чувствовать — это счастье. Пожалуй, мне и самому не помешает пара глотков этого снадобья, — признался он и, после того как Питер наполнил бокал Бет, схватил бутылку и осушил ее до дна.