Помню, снимали эпизод, когда мы с сыном Джулии Роджером (актером Петерисом Гаудиньшем) купаемся. По сценарию я, вынырнув из реки, ухожу в кусты с полотенцем, чтобы отжать трусики. В этот момент появляется Джулия Ламберт (Вия Артмане) со своей служанкой, которая несет за ней кресло. А мой Том, как и положено скромному юноше, смущается.
Сцена, как понимаете, по советским меркам суперэротическая и шоковая: с меня должно было упасть полотенце. На площадке зашел спор: как снимать. Режиссер Янис Стрейч предложил два варианта. Первый – «шведский», то есть более смелый: полотенце падает, и я на долю секунды остаюсь голым, что достаточно эффектно, но не соответствует моральному кодексу строителя коммунизма, а потому рискует быть вырезанным цензурой. А второй – «польский», без обнажёнки, что менее эротично, зато отвечает советской морали, а значит, имеет шанс остаться в картине: полотенце падает, но не до конца, я успеваю подхватить его на лету и – никакого стриптиза. Мы сняли оба варианта. Но в фильм прошел, конечно же, «польский», как более высокохудожественный.
Сейчас об этом даже смешно вспоминать, но тогда худсоветы отсматривали материалы очень тщательно. И зорко следили за тем, чтобы на экране не было никакой «аморалки» или антисоветчины.
Помнится, во времена борьбы за трезвость, в фильмах строго-настрого запретили выпивать. А мы снимали в это время фильм «Малиновое вино», название которого шло вразрез не только линии партии, но и всей антиалкогольной кампании. Однако переименовывать фильм не стали. Получилось очень забавно: дело происходит на дне рождения, но никто не пьет. Никаких бокалов и никаких бутылок. Ни одного тоста. Хозяин отправляется за малиновым вином и… не возвращается, погибает. И его смерть сразу приобретает символичный оттенок – вот, мол, так будет с каждым, кто выпивает. Смешно? А тогда было в порядке вещей: идеологические игры, в которые играли абсолютно все, никто не отменял, хотя в глубине души никто в них не верил и не принимал всерьез. Сейчас это называется двойными стандартами. Впрочем, я отвлекся…
На сцене театра «Дайлес». В роли Миндаугаса
Таким меня увидел режиссер Янис Стрейч
ИРИНА ВИТОРГАН:
Картина «Театр» имела бешеный успех. Янис Стрейч признался, что таких оваций, как в день премьеры фильма в Доме кино, он никогда в своей жизни не слышал. А для меня этот фильм стал поворотным. После него меня стали узнавать на улицах.
Популярность актера – это своего рода оценка актерского труда. Причем оценка приятная. Я не верю артистам, которые говорят: «Ах, какой кошмар эта слава, меня она так утомляет…». В большинстве случаев – это вранье чистой воды или лукавство. А может быть, мне просто повезло с поклонниками? По крайней мере, по городу я ходил достаточно свободно: никто не дергал за руки, не показывал на меня пальцем, не фамильярничал.
После фильма «Театр» меня просто завалили ролями красавцев-любовников, офицеров, ловеласов и серцеедов всех мастей. А таблоиды объявили меня секс-символом. Вы только вслушайтесь в это абсурдное сочетание слов: «секс-символ»: ничего глупее, по-моему, выдумать невозможно! Я считаю, что в сексе не нужно быть символом, а нужно быть участником. По крайней мере, меня такой вариант устраивает гораздо больше. Все эти титулы, как и конкурсы красоты, просто такие американские штучки. Ну как можно всерьез заявлять на весь мир, что это самый красивый мужчина планеты, а та самая красивая женщина мира? Это же бред!