Я так сильно хочу этого человека, что сама форсирую. А он обнимает, пальцами скользит по коже, вытаскивает края заправленной в джинсы майки, я мечтаю закинуть на него ноги и прижаться всем телом. Его очень много, он повсюду, но это хорошо, безопасно. Густой запах его кожи, как знак — что можно расслабиться, что будет хорошо и правильно.
Поцелуи продолжаются. Жадные губы скользят по коже, по моему горлу и шее. Он касается зубами, он бы меня съел. Пусть он меня съест, пусть прямо сейчас.
Я не могу не застонать в голос. Сладко, тягуче. Он поспешно задирает мою футболку и утыкается лицом в грудь, проводит много раз по ложбинке языком и целует. Снова и снова. Стягивает лямочку бюстгальтера, оголяя и тут же захватывает напряженный сосок ртом, втягивает в себя и чуть прикусывает зубами. Сам стонет при этом. Низко, хрипло. Меня в жар бросает от этого звука, от того, что испытываю. Как будто грелка внизу живота, между ног, внутри меня. Там все ждет, пылает, готовится к вторжению. Его вторжению.
Удовольствие острое, желание больше не греет, оно обжигает. Пронзительное, тысячи особых точек, и каждую он облизывает, посасывает. Касание зубов и снова ласка.
Я вцепляюсь в его затылок направляя к себе. Если бы мне было семнадцать, мы бы занимались этим часто и долго. Мелькает мысль: как это глупо! Мучаю взрослого мужика. Но она тут же тонет в животной похоти.
— Еще, — шепчу, дыша все чаще и чаще. Он закрывает меня собой, но машина-то спереди не тонированная. Как стыдно, нельзя, конечно же. — Не здесь же, — молю, сильнее к себе прижимая, сама себе противоречу. — Надо остановиться. Поехали куда-нибудь.
— Я не могу, — его ладони обхватывают мою грудь, так нежно и сильно одновременно, он снова целует шею.
Я хочу, чтобы он разделся, стянул свою футболку, мне надо видеть его тело, которое можно трогать, когда мне захочется. Я жадно вдыхаю его запах, мне мало.
— Леша, Лешенька, — шепчу, поднимая его лицо к себе и опуская футболку до талии, — он тут же снова впивается в губы. Его рука скользит ниже, настойчиво и ощутимо поглаживает низ живота, потом лобок. Кровь и без того кипит, несется по жилам, бахает в висках, питая чувствительную область между ног. Но ему мало, он ускоряет ее ход. Я давно не понимаю, что происходит, контролировать что-либо в такой ситуации — выше человеческих сил.
Торопливо расстегивает пуговицы на моих джинсах. Он опускает спинку сиденья и снова нависает.
— Я с тобой ничего на планирую, оно само получается, — серьезный, как обычно. — Вообще на меня не похоже.
Уверенные пальцы протискиваются под джинсы и касаются моей плоти через ткань белья. Он будто дрожит в этот момент. Может, мне кажется. Закрывает глаза.
— Надо остановиться, родной, — жалобно. Оглядываюсь: темно, фонари не работают, нас не видно, но публичности нам явно хватит.
— Надо. Пора, — отвечает на ухо, — оттолкни меня. Укуси. Ты так пахнешь, у меня сейчас сердце разорвется.
Вместо того, чтобы больно кусаться, я впиваюсь пальцами в его лопатки. Не то. Протискиваю одну руку под ворот майки и царапаю короткими ногтями
Все так быстро, сладко. Мы оба остановимся вот-вот, мы все понимаем. Он жадно и нетерпеливо гладит мой клитор, касаясь пальцами области ниже. Он посасывает мою кожу на шее, усиливая наслаждение.
Глава 25
Ритмичные движения, нарастающая потребность. С каждым касанием, каждым моим стоном и его выдохом приближающийся экстаз выбивает из головы любые «но». Первый оргазм от рук мужчины происходит внезапно, я крепко-крепко обнимаю Лешу, так сильно, что будь он слабее, я бы точно ему что-то сломала. И я действительно кусаю его за шею, его рука двигается умело и нетерпеливо, бороться с этим невозможно. Продолжительная волна удовольствия омывает все тело, интенсивные ощущения рождают эйфорию и делают меня на несколько мгновений слабой, будто невесомой. Я расслабляюсь полностью, мне так хорошо, мой снайпер же сильнее обнимает меня, напоминая о себе.
— Моя хорошая, — шепчет на ухо.
— Прости, прости меня, — отвечаю, понимая, что сделала ему больно. В ответ он снова целует в губы, а потом утыкается своим лбом в мой. Я останавливаю его пальцы, после пика удовольствия касания становятся невыносимыми. Мы оба часто дышим, мои эмоции растрепаны, как флаг потонувшего корабля, измотаны жестоким ветром. А он все еще заведен. Он дышит, дышит. Достает руку — джинсы узкие, тесные, поэтому с трудом достает. Подносит к лицу, сжимает в кулак, крылья его носа раздуваются, а глаза закатываются, он зажмуривается.
— Моя машина пахнет тобой и розами. Я с тобой рехнусь, Рита, — прерывисто. — Ты ведь кончила?
Я киваю. У него такое выражение лица, будто это он испытал кайф. Бегло облизывает пересохшие губы.
В этот момент начинает звонить мой сотовый, смотрю на экран — «мама». Перед нами — глухая стена, я оборачиваюсь и через тонировку задних окон пытаюсь рассмотреть окна в нашей квартире — свет не горит. На улице — никого нет, никто нас не видел.
— Да, мам? — стараюсь, чтобы голос звучал по возможности ровно.
— Рита, ты дома уже?