Моя любой ценой

И вместе с тем противоречиво не могу сделать ничего из этого, не могу причинить боли. Потому что помню и то осознание, которое пришло в тот день.

— А как думаешь? Надеялась, что я сдохну там?

— Что? — ее глаза распахиваются еще шире. И в них помимо страха еще и возмущение появляется. — То есть ты мне еще и предъявляешь?! Это было просто снотворное! А ты! Ты! — она вдруг всхлипывает, бьет мне я в грудь раз, другой. — Ты убил моего брата! Ты! Из-за тебя! Ненавижу! Ненавижу тебя!

Ее бессвязный поток слов фильтрую мгновенно. Обиды и прочее — выясним позже. Перехватываю руки, стараясь держать осторожно.

— Я не трогал твоего брата. Даже пальцем!

— Не ври! — шипит хуже разъяренной кошки. — Я видела фото! Я все видела! Ты избивал его! ТЫ!

С момента, как воспоминания стали возвращаться, у меня было достаточно времени, чтобы выстроить догадки — кто и зачем. И сейчас Злата только подтвердила их.

— А показал тебе это, конечно, Басманов?

— Да, он, — с вызовом отвечает она. — Можешь не врать, что ты не причем! Ты с самого начала злился на него, говорил, что решишь проблему! Я видела твое решение…

И такая боль в ее голосе. У меня не было пока возможности навести о ней справки полностью, так что кое-какие детали сейчас становятся неприятной неожиданностью.

Например то, что моя женщина всё это время, получается, оплакивает брата, считая убийцей меня.

— Злата, посмотри на меня, — строго произношу, беру ее лицо в ладони, не давая вырваться. — Посмотри! Я клянусь, что не трогал его. Клянусь всем, что есть. Я никогда бы не тронул его, потому что это ударило бы по тебе.

— Да ладно? С чего тебе заботиться о своей очередной игрушке?

Твою ж мать, я и забыл, что она не в курсе смены приоритетов.

— Это не так, — мягко возражаю, поглаживаю пальцами по коже, и меня реально ведет. Как же я истосковался. Все эти дни я не посмотрел ни на одну бабу. Просто не работал интерес. Словно знал, что где-то есть та самая, которой суждено жить в моем сердце.

— А как? Как, Феликс? — усталость в ее голосе неприятно отдается в груди.

— В тот день я собирался извиниться за наш… Отдых. Я сорвался. Потерял контроль и…

— И что?

Какой-то гребаный пиздец. Никогда у меня не было проблем с тем, чтобы заболтать собеседника. Я всегда находил нужные слова и ловко выворачивал факты. А сейчас — словно зеленый пацан, не могу подобрать даже пары фраз.

— Я хотел доказать, что между нами всего лишь секс. Ничего больше. Хотел выбросить тебя из головы, выкорчевать без остатка то, что проросло во мне. Пытался избавиться от наваждения тобой!

— У тебя это отлично вышло…

— Я ошибался, красота. Пиздец как ошибался. Ты стала важна для меня. Настолько, что это сбило с толку, и я проебался по полной. Мой косяк, признаю. Но я все исправлю, родная. Слово даю.

— Не надо, — качает головой упрямица. — Что было, то было. Теперь просто оставь меня в покое.

— Не могу.

— Что?

Ее возмущение, ее эмоции такие вкусные, а я так изголодался по ней, что контроль уплывает. Словами у нас не выходит, остается только другой вариант — через действия.

Затыкаю ее очередное возмущение. Целую. Целую-целую-целую. И не могу надышаться этим моментом.

— Пусти! Хватит! — брыкается Злата, но я-то уже попробовал ее.

— Ты мне снилась, красота. Каждую гребаную ночь. Все это время.

Мое откровение заставляет ее замереть. Она ошарашенно смотрит, а я пользуюсь этим.

— Снилась, Злата. И я каждый вечер ждал, что приснишься снова.

Избавляю ее от одежды, которая оказывается довольно хлипкой — на хер. Потом куплю ей все новое.

— Даже не думай! — взвизгивает она, но я-то чувствую, что тоже хочет, но пока еще спорит, держится за свою гордость.

А я ведь не трону ее. Не позволю больше. Ни себе, ни кому-то другому. Никто не обидит, не причинит боли.

— Тише, золотце, вот так, давай, — все же оказываюсь в ней, подхватив под бедра.

И боги… Это рай. Это дом. Я словно вернулся туда, где и должен быть. Каждую долбаную ночь! Каждый гербаный день!

— Ооо, — выдыхает она, ошарашенно глядя. — Ты… Ты слишком…

— Это просто перерыв, родная, — скалюсь довольно. — Все наверстаем.

— Черта с два! — стонет нахалка. — Я больше не… Ни разу… Никогда…

Смотреть на то, как закатываются от удовольствия ее глаза — бесценно. Вся злость и яд предательства растворяются и уходят, словно и не было ничего. Позже выясню все детали, отработаю и расскажу правила. Сейчас… Черт, сейчас мне хочется подарить ей удовольствие, сделать так, чтобы она снова мне улыбалась, чтобы хотела, как раньше и отдавалась так же — до беспамятства!

— Боже, — выдыхает Злата, когда все резче толкаюсь в ее податливое горячее тело. Она будто вся скроена под меня — идеальная женщина. — Еще… Еще…

Мы оба, кажется, рычим, целуемся до укусов и практически одновременном кончаем.

Ощущение правильности происходящего пьянит так, что я расслабляюсь. Впервые за долгое время.

Отпускаю Злату, ставлю на ноги, уже прикидывая, как и где мы пойдем на второй заход, как слышу возмущенное:

— Феликс, ты что наделал?!

48. Злата