Моя любой ценой

   Не привык исповедоваться?

   У меня ощущение, что этой истории он не рассказывал никому. Истории не просто своей жизни. Собственной души. Которая теперь видна под слоями всех остальных личин и масок. Будто раскрылся, а мне страшно дотронуться. Неосторожным вопросом причинить боль. Захлопнуть его для себя.

   – Ты убивал?

   Глупый, наверное, вопрос. Конечно, убивал, я ведь сама видела. Но меня интересует другое сейчас и, к счастью, Влад это понимает.

   – Я ни разу в жизни не отступился от собственных принципов, - спокойно отвечает он.

   И я понимаю. Этого достаточно. Хоть и немного жутко.

   Конечно, он не хладнокровный убийца, руки которого по локоть в крови. Скорее всего, все эти смерти были такими же, как и та, которую я видела. Но все равно это довольно страшно. Понимать, что руки, которые тебя сейчас ласкают, которые умеют быть такими нежными, а иногда и чувственными, безжалостно вбивали нож в чью-то грудь.

   – А те… Люди, которые отняли дело твоего отца?

   – Я с ними встретился. Уже через год.

   Больше пояснять не нужно. И так понятно, что живыми он их не оставил.

   – Ну, что? Теперь боишься еще больше, Дааааша? Я теперь для тебя чудовище?

   – Нет, - отвечаю сразу же. Твердо. Не задумываясь.

   Быть может, на самом деле чудовищем оказалась я. Просто не догадывалась об этом раньше, в своей привычной жизни. Но, после всего, что со мной произошло, после того мерзкого Кобры, руки которого я сейчас будто снова ощущаю на себе вместе с лезвием ножа, скользящего по моему горлу и оставляющему по себе кровавый след, я думаю, что не все достойны жизни. На самом деле. Возможно, я плохой человек, если считаю так. Но некоторых иначе просто не остановить, а останавливать таких необходимо.

   Разворачивает меня к себе.

   Пристально смотрит в глаза, держа над собой на чуть вытянутых руках.

   Пронзает опаляющим взглядом, от которого каждый раз мурашки по коже. Даже сейчас, пусть я узнала его так глубоко, как и не думала никогда узнать. И страха во мне больше нет. А все равно – мурашки просто бешеные. Опаляют. Взрываются под кожей.

   – Правда не боишься, - подтверждает, просканировав мои глаза. Его лицо расслабляется. А я закусываю губу, ловя облегчение вперемешку с удивлением в его взгляде.

   Ему не все равно.

   И дрожь рассыпается по кончикам пальцев, отбиваясь очень глубоко в сердце, звонкими ударами отзываясь на это понимание.

   Не все равно…

   Неосознанно вытягиваю руку. Мягко провожу ладонью по его щеке. И снова сердце замирает, когда вижу, как он слегка вздрагивает, прикрывая тяжелые веки.

   – Теперь расскажи о себе, девочка, - Влад снова переворачивает меня, укладывая спиной себе на грудь.

   – Как ты оказалась в том проклятом доме? Что вообще могла делать рядом с таким, как Кобра? Чем жила раньше?

Глава 51

   – Разве ты не узнал обо мне всю подноготную, - пожимаю плечами.

   Очень сомневаюсь, что Влад, оставляя меня в своем доме, не выяснил самых малейших мелочей обо мне.

   – Есть вещи, которые важно услышать, - тихо произносит почти мне на ухо.

   Ровно и вкрадчиво одновременно.

   Гладя мою щеку, плечо.

   Прикрываю глаза и начинаю рассказывать.

   То самое, из чего состоит человек. Мелочи, которых не найдется ни в какой сводке, даже самой подробной. Самые важные мелочи, которые и есть мы.

   Как росла, о чем мечтала. Как впервые приехала в столицу. Задыхаясь от восторга и огромных планов, чувствуя, будто горы могу свернуть, точно зная, что покорю столицу и буду счастлива.

   Ничего примечательного. Все как у всех. Все так мечтают, прежде чем затеряются в огромном городе. Или попадут в какую-то ужасную мясорубку. В жернова, которые способны размолоть и не заметить.

   Говорю, - и все куда-то отходит. На задний план. Исчезает и растворяется.

   Все страхи, тревоги и напряжение последних дней.

   В уютном домишке на одну комнатушку уютно трещит огонь в камине.

   На губах перекатывается вкус удивительного терпкого вина.

   Подо мной размеренно вздымается крепкая грудь, а в кольце рук, что меня поглаживают, так надежно…

   Вся опасность уходит. Даже кажется, что мы близкие люди. Влюбленные, которые просто открывают сейчас друг другу свою душу. Даже с подругами я таких задушевных разговоров никогда не вела. Наверное, потому что такие вещи важны только любимым.

   Влад напрягается, когда упоминаю Юрку. Его рука сжимает мое запястье чуть крепче. Но он не перебивает, и я продолжаю свой рассказ о том, что произошло той самой новогодней ночью, с которой, как мне кажется, прошла уже целая вечность.

   Чем больше я рассказываю, тем сильнее напрягается его грудь.

   Слышу хруст зубов, дыхание становится зверским. Его кулаки сжимаются.

   – Так что я сказала тогда, в машине, чистую правду, - завершаю, сглаживая самые отвратительные моменты о том, как тот урод меня лапал, как выкручивал соски и бросил животом на подоконник, забирая платье и пристраиваясь сзади, чуть не изнасиловав. ­­– Твое появление действительно меня спасло. Иначе… В общем, я правда считаю, что такие твари не должны жить на этой земле.

   Говорю, и сама ужасаюсь.

   Действительно, я ведь впервые видела смерть.

   Не какую-нибудь, от старости, болезни или несчастного случая.