Моя лю... (си)

- Да, да, именно так! - повторял Марк Наумович в экстазе самобичевания. - Я пропью всё до копейки! И пусть мне будет плохо, пусть я даже сдохну! Должна же быть справедливость на этом свете! М-да, нас с тобой, приятель, трудно назвать порядочными людьми. Не так ли?

- Вот, те раз! Я-то тут при чём?! - воскликнул Лялин.

- Как это - "при чём"? Ишь, хитрован какой! При том, при самом: а кто звонил дочке моего лучшего друга и сообщил ей, что "дело сделано", что она зачислена в университет? Не ты ли? Так что, оба мы одним дерьмом замазаны.

От удивления Лялин открыл рот. Парализованный наглой инсинуацией, он не мог дать Блидману немедленный и достойный отпор. Ему стало ясно, что его звонок Ольге Борисовне понадобился Блидману для того, чтобы свалить всю вину на него, если откроется правда зачисления девушки в университет. Два слова - "дело сделано", сказанные им незнакомому человеку, с точки зрения закона сделали его - сообщником Блидмана или, если хотите, членом банды Блидмана.

Осознав это, Лялин как-то сразу и легко почувствовал себя настоящим преступником. Он даже оглянулся на дверь - не идут ли за ним?

- Итак, решено, - не обращая внимания на переживания молодого человека, сказал Марк Наумович. - Я пропью эти грязные деньги, но позже. А сейчас я хочу спать. Чертовски устал!

Сказав это, шеф закрыл глаза и вместе с портфелем начал заваливаться на бок. Хорошо, что Лялин вовремя подставил своё плечо.

Часть 6. Секретная комната

На следующее утро Лялин застал Марка Наумовича ровно в той позе, в которой оставил вчера: спящим за столом в обнимку с зелёным портфелем. Лялин решил не беспокоить шефа, но тот неожиданно поднял голову и поинтересовался:

- Я не храпел?

- Нет, - ответил Лялин.

Он соврал. Вчера, едва удалось усадить бесчувственное тело за стол, как оно начало издавать сухие, пронзительные звуки такой невиданной силы и тональности, что Лялин не выдержал и сбежал. Храп и зубное чмокание - это то, чего Лялин совершенно не выносил. В своё время, этим его изрядно помучил отец. Но храп и чмокание отца по силе и художественности не годились храпу и чмоканию шефа даже в подмётки.

Короче говоря, вчера у Лялина не выдержали нервы - он сорвался домой, оставив беспомощного человека одного. Теперь его мучила совесть.

- Значить, говоришь - не храпел? - спросил Марк Наумович, потрогав свой нос. - Странно. Обычно я храплю, хоть святых выноси. Жена, например, не может находиться со мной в одной комнате. Поэтому мы спим раздельно. О, чёрт, как болит голова! Послушай, а вчерась я ничего такого не говорил?

- Нет, ничего такого.

- Странно, - опять сказал Марк Наумович. - Обычно, когда выпью лишнее, меня так и тянет пооткровенничать. Иной раз такого наплету, что в пору вешаться от стыда. Вру безбожно, навожу тень на плетень, возвожу на хороших людей напраслину, обливаю грязью. Ты, парень, не думай, мне самому от себя тоже достаётся: бывает - такое выдумаю, чего и не было никогда. Вот такой я своеобразный человек. А всё почему? Потому, что я детдомовский. Мы, детдомовские, все горазды приврать. Потому, как детство у нас было голодное, безрадостное, полное лишений. И, чтобы, значит, жизнь казалась красивее и интереснее, чем она есть, приходилось придумывать и сочинять. Короче, когда выпивши, верить мне никак нельзя.

- А я и не поверил, - выпалил Лялин.

- Ага, значит, я всё-таки сболтнул лишнее?

Лялин понял, что попался.

- Марк Наумович, ей-Богу, вы ничего такого не сказали, о чём можете сожалеть. И потом за ночь я всё успел позабыть.

- Как за ночь? А сейчас что? Утро?!

Марк Наумович растерянно огляделся. На его лице читалось откровенное изумление. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что за столом он провёл всю ночь.

- Какой ужас! - простонал он. - Старею! Пора на заслуженный отдых. Веришь, чтобы уснуть на службе - такое со мной впервые. До этого я всегда спал дома. Это мой принцип: что бы ни случилось - спать дома, иногда на полу, но дома, а тут...всё!

Блидман махнул рукой. Это выглядело довольно трогательно. Лялину даже стало жалко старика.

- Значит, всё, что я тут давеча наболтал, ты того, вроде, как позабыл? - спросил шеф.

- Напрочь, - заверил Лялин.

- Ох, парень, ты непрост! Далеко пойдёшь...впрочем, это я уже говорил. Ладно, проехали, не было ничего и точка. Ты, однако, смотри,... - сказал Марк Наумович и поводил перед носом Лялина пальцем. - Думаю, на тебя можно положиться. Хочу тебе кое-что показать. Пошли со мной.

Заметив кислое лицо Лялина, Марк Наумович добавил:

- Болван! От собственного счастья не отказываются. Вперёд!

* * *

Они вышли из здания института, обогнули его, и вошли в него же, только с другой стороны. По грязной лестнице поднялись на третий этаж, прошли по длинному коридору мимо общей кухни, общего туалета и остановились перед дверью, с криво привинченным номерком 33, что, кстати, в дальнейшем дало шефу повод: чуть что, говорить Лялину - "твоё дело тридцать третье".