Выбор Бушмина пал на стройную брюнетку со стрижкой "каре", делавшей ее похожей на молоденькую Мирей Матье. На девушке было платье с низким вырезом; нежные полушария грудей частично просматривались в декольте, но все в меру, вполне пристойно, дабы оставить простор для смелых мужских фантазий. Назвалась она странно, на мужской манер — Федор (возможно, в миру ее зовут Феодорой или еще простонародней — Федорой). Что касается ее подруги, то она назвалась Надей (Серж, усадивший шатенку рядом с собой, тут же стал звать ее на свой манер — Надин).
Пока Поляков общался на французском с официантом, а в тон ему щебетали и их спутницы, которые, кажется, уже достаточно бегло выучились говорить на языке лягушатников, Бушмин успел осмотреть большую залу "Тур д'Аржан", обращая внимание на расположившихся за столиками клиентов заведения. Вчера вечером, еще находясь в Москве, он — по просьбе самого Мерлона — созвонился с "клиентом", который к тому времени уже находился в Париже. "Где и когда?" — спросил у него Бушмин. "Завтра вечером… где нибудь в людном месте… желательно при свидетелях… наш общий знакомый, полагаю, объяснит вам, в чем заключается "фишка"… ресторан или ночной клуб… что то в таком роде…" Бушмин из всех парижских заведений знал лишь два, где ему прежде доводилось бывать: "Мулен Руж" и этот самый "Тур д'Аржан", в который так просто хрен попадешь. Из вредности он забил "стрелку" в "Серебряной башне", сказав, что будет там после десяти вечера с небольшой компанией (он знал, что у Сержа Полякова здесь крутой блат). "Ладно, договорились, — сказал "клиент". — Я тоже скорее всего появлюсь там не один…"
Было уже начало одиннадцатого вечера, но "клиент" на горизонте пока еще не просматривался.
Предварительный заказ — в плане меню предстоящего им ужина — Серж Поляков сделал еще днем, по телефону. Из легких закусок на столе присутствовали рулетики из лангустов, оливки, овечий сыр, рыбное суфле, какие то моллюски. В качестве аперитива они пропустили по фужеру "бланк дэ бланк" от "Моэт и Шандон". Серж умело поддерживал беседу, девушки были очень милы и в меру сексуальны, язычок у каждой тоже был подвешен будь здоров, по своему, конечно, по женски. Так что Бушмину оставалось лишь вставлять изредка свои реплики, слегка выпивать и перекусывать и еще делать вид, что он от всего этого тащится, что ему здесь оч чень комильфо, что именно здесь, в Париже, в этой прекрасной компании он ощутил, что такое сладкая и магическая "дольче вита", что именно об этом он мечтал в своем офисе, где то в заснеженной Москве, глядя из окна на огромный, странный, нелепый город, где соседствуют отвратительнейшая нищета и вопиющая роскошь, где ужасные "пробки" на улицах, самые гнусные в мире менты и расплодившиеся в изобилии нахрапистые молодые люди с бесконечно циничным взором и поистине бульдожьей хваткой…
Пока у него в голове крутились эти мысли, официант достал из серебряного ведерка бутылку "Брют Империал", откупорил шампанское и разлил по фужерам: настал черед второго аперитива, под который хорошо пошли тарталетки с мясом морских ежей и мидии с пряными тостами.
Стол, за которым они так комфортно расположились, находился непосредственно у панорамного окна, через которое открывался великолепный вид на щедро иллюминированные огнями набережные Сены и подсвеченный со всех сторон мощными прожекторами собор Парижской Богоматери. Полюбовавшись несколько секунд заоконным ландшафтом, Андрей повернул голову к Полякову и сказал:
— Спасибо, Серж. Классный ужин, отличная у нас подобралась компания. А что, трудно, наверное, сюда попасть со стороны? Я бы хотел порекомендовать это заведение некоторым из своих знакомых.
— Без блата? — подхватил разговор Поляков. — Не думаю, что это возможно. То есть заведение это не клубное, отнюдь не закрытое. Но столики в системе "Гранд табль дю Монд" принято резервировать за несколько недель до предполагаемого визита в ресторан.
Ровно через час после начала ужина подали фирменное блюдо — утку по пекински под апельсиновым соусом. Но не успели они еще приступить к горячему, как в сопровождении метрдотеля в зал вошла небольшая компания, на которую Бушмин, естественно, сразу же обратил пристальное внимание. Это были две молодые женщины в вечерних платьях — одна из них, роскошная темноволосая женщина лет двадцати пяти или чуть постарше, была в перчатках выше локтя и меховой накидке, частично прикрывавшей ее великолепные обнаженные плечи и спину — и двое мужчин в вечерних костюмах, одному из которых явно еще не было и тридцати, а другому, наоборот, порядком за сорок.
— Это мэтр Анри Мишон, — чуть понизив голос, сказал Поляков. — Известный адвокат, человек с оч чень серьезными связями и возможностями.
Но Бушмина в данный момент интересовал не французский адвокат, пусть даже и широко известный в узких кругах, а остальные трое. Вернее сказать, прежде всего его интересовал именно молодой человек, чье обличье, скажем так, ему было знакомо.